Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

А кончилось все тем, что Образцова — уже давно выросшая из гувернанток — оказалась по другую сторону баррикад в том знаменитом сражении за право записывать на пластинку «Тоску», пойдя вместе с другими смелыми солистами на прием к министру культуры: «И вот теперь эта Лена, которую я вытащила за шкирку, как тонущего щенка, и на пуховых подушках принесла в театр, бедная Лена с глазами, всегда готовыми для слез, пошла с доносом на Славу и на меня, так щедро дарившую ей самое дорогое, что у меня было, — мое искусство». Про «мое искусство» хорошо сказано, а ведь еще Константин Сергеевич предупреждал, что любить надо не себя в искусстве, а искусство в себе. Мораль истории напрашивается такая — в Большом театре друзей заводить вредно и даже опасно.

Не преувеличила ли свою роль в карьере Образцовой Вишневская? Нисколько. Административным влиянием в театре Галина Павловна пользовалась огромным, опять же благодаря своим связям. Так, например, гордость молдавской вокальной школы Мария Биешу не перешла в Большой театр (куда ее не раз приглашали), опасаясь негативной реакции Галины Павловны. О возможностях воинственной примы снимать директоров и режиссеров пишет и Евгений Нестеренко. Когда Галина Павловна захотела — она вернула в театр Покровского и Чулаки, а когда расхотела — прислали нового директора. Ирина Архипова выразилась о Вишневской так: «Она воевала со всем театром, это она могла». Архиповой все же удалось отбить атаку Вишневской, связанную с новой постановкой «Кармен» в 1966 году, где роль Хозе предназначалась для молодого тенора Владислава Пьявко. Как и в случае с «Тоской», узнав о готовящемся спектакле, Вишневская загорелась желанием самой спеть в «Кармен» и тоже с Пьявко, который в это время очень красиво за ней ухаживал (цветами заваливал). Это должна была быть новая версия, режиссером которой выступал Покровский, ну а дирижировать должен был, естественно, «Слава».

Елена Образцова с мужем и на фоне мужа — с дирижером Альгисом Жюрайтисом

А Пьявко уже начал репетировать с Архиповой, возмутившейся вероломством Вишневской и отказавшейся петь вообще, даже с другим составом. Причину она объяснила без обиняков: «Я очень хорошо знала, что Вишневская и Ростропович намного лучше меня умеют делать то, что на современном языке называется рекламой. Я же никогда в жизни этим не занималась». Архипова не кривит душой: она лишь пела, причем делала это прекрасно. О своем решении певица объявила Покровскому, разговор состоялся в репетиционной части: «Вы же знаете своих друзей (имелись в виду «Галя и Слава». — А. В.

). Будет абсолютная помпа. Зачем мне все это нужно?» — «Тогда эта постановка не имеет смысла», — ответил Борис Александрович.

Пьявко предстояло сдать свою роль специальной комиссии, пришедшей на оркестровую репетицию. Вердикт ее был отрицательным, а все потому, что возглавляла ее все та же Галина Павловна как председатель цехкома оперы — влиятельной общественной инстанции. Разразился грандиозный скандал. «Галина требовала, — вспоминала Архипова, — чтобы Владиславу ни в коем случае не разрешали сейчас петь. Вот будет новая постановка, тогда он и войдет в состав. Я же считала, что ему необходимо сделать эту партию, тогда легче будет ориентироваться, ведь Ростропович очень требователен. Галина не хотела категорически — только в новой постановке». А постановка, само собой, с участием «Вишни».

Узнав о вердикте комиссии, Архипова пришла в ярость. Дело чуть до драки не дошло. С Вишневской она столкнулась у лифта на шестом этаже театра: «Галя, почему ты себя так ведешь?» — «Как вы смеете со мной так разговаривать?» — а это уже был ответ председателя цехкома, а не просто коллеги по сцене, причем равнозначной и по таланту, и по уровню мастерства, и по регалиям. Ну тут уж Ирину Константиновну и понесло, без обиняков она назвала все произошедшее своими словами, причем русскими. Какие конкретно выражения — об этом узнали позже все члены парткома, куда оперативно обратилась с жалобой оскорбленная председатель цехкома. А уж партком донес смысл конфликта до Министерства культуры. Примечательно, что Ирина Константиновна утверждала, что никогда не ругалась матом и даже не умеет: «Просто то, что я сказала, прозвучало интонационно очень убедительно. А так ничего особенного». Вероятно, Галине Павловне просто показалось. Артистки!