Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Успех «Лебединого озера» в тот вечер превзошел все ожидания. Видимо, разговор на Старой площади утроил силы Плисецкой, станцевавшей так, как никогда после она уже не выступала. Поклонники в экстазе сорвали голоса: «браво» да «брависсимо». После каждого номера — выход на поклон, в среднем по пять раз. После адажио — шесть. «Шквал. Шторм. Извержение Везувия. То, чего опасались власти, — произошло. Демон-страци-я!!» Готовых вылететь из своих лож хлопающих фанатов «мускулистые служивые люди оттаскивали от барьеров лож. А кричавших во всю глотку и вовсе выволакивали в фойе. Те сопротивлялись, цеплялись за ноги остающихся и иные выступающие твердые предметы, брыкались, царапались. Словом, кутерьма была. К третьему акту “диверсантов” оставили в покое — возни и впрямь было чересчур. И лишь капельдинеры с золочеными галунами “ГАБТ” слезно, жалобно просили публику “не мешать ходу спектакля”, а выражать свое удовлетворение дисциплинированно, после конца, когда занавес с вышитыми датами всех великих революций, словами “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” и нотной строкой сталинского гимна “Союз нерушимый республик свободных” — закроется. Когда в зале зажигали свет, толпы беснующихся москвичей затопляли первые ряды партера».

Фурцева Плисецкую укорила: «Что же вы, Майя, слово свое не сдержали. Не поговорили с поклонниками…» А самих поклонников по повесткам вызвали на Петровку, 38, для профилактической беседы: «Их держали по многу часов. Стращали, запугивали. Сговор старались раскрыть. Злой умысел. Покупала ли я билеты им, домогались. Какие давала инструкции, напутствия… Вели они себя, судя по рассказам, твердо, дерзко. Как каменные истуканы на своем стояли. “Лебединое” Плисецкой — событие. Почему ее в Лондон не выпустили, с каких это пор в театрах хлопать нельзя?.. Да и признаваться было не в чем — билеты и цветы покупали на свои кровные, и не заставишь целый театр рукоплескать, здравицы выкрикивать, цветы кидать, когда слабо танцуют… Я сдружилась с некоторыми из них — после петровских допросов — на всю жизнь. С Шурой Красногоровой, Нелей Носовой, Валерием Головицером, Юрой Прониным… Шуру Красногорову, к примеру, “выспрашивали” восемь с лишним часов. К общим вопросам, как бы между прочим, втискивали откровенную крамолу — кто у Плисецкой бывает, о чем гости говорят».

Поговорили и отпустили… А что с Плисецкой сделаешь? Ей ведь танцевать надо — в Москву один за другим иностранные гости наезжают, дружить с товарищем Хрущёвым. Фурцеву-то на сцену не выпустишь — она только «Бублички» поет (да и то после рюмочки), но не танцует. После триумфа 12 октября второй раз «Лебединое» давали 16 октября для японского премьер-министра (ему Никита Сергеевич два наших острова пообещал отдать), а третий — 18 октября для афганского короля Дауда. И рядом с дорогими гостями — раскрасневшийся товарищ Хрущёв…

Прошло много лет после тех спектаклей, но для многих поклонников они остались в памяти навсегда. Ибо это и их заслуга — в том оглушительном приеме, оказанном своей любимой балерине. А критики до сих пор называют те «Лебединые озера» венцом карьеры Плисецкой: «Так они были тревожны, эмоциональны, нервны, что подняться выше их уровня мне позже уже не удалось…» Незримая связь с преданными балетоманами присутствовала в жизни артистки и позже. Когда ей серьезные товарищи из компетентных органов посоветовали избавиться от новой поклонницы, поскольку та была лесбиянкой, Плисецкая отшила их: «Но я не лесбиянка», — и от нее отстали.

Своим отважным поведением в милиции поклонники отечественных певцов сильно отличались от зарубежных фанатов. За границей истовые зрители тоже были (и есть), но чаще профессиональные — хлопающие руками и топающие ногами за деньги: клакеры. Они кого хочешь до слез доведут, отрабатывая евро и доллары. Сегодня в России клака получила широкое распространение, а вот в те времена во главе угла стояла бескорыстная и безоглядная любовь к своему кумиру, которому отнюдь не все равно было, как его принимают на каждом спектакле. Если в СССР культурой управлял министр, то и у поклонников также были «министерства» — так они сами себя называли: министерство Плисецкой, министерство Максимовой и Васильева, министерство Стручковой. Во главе, естественно, стояли «министры» и «министерши». Живет в Москве поклонник Плисецкой со стажем, зовут его Игорь Пальчицкий, он вспоминает те благословенные времена:

«Нас, “сыров” Плисецкой, было более тридцати человек, плюс-минус двое. Как правило, мы собирались в кассах Большого на площади Свердлова. Некоторые, в том числе и я, проводили там целые дни. Обменивались новостями, болтали. Конечно же, были в курсе всех дел Майи и театра. Наша “министр” была вхожа в дом Майи. Она и приносила самые свежие новости Большого. Потом мы скидывались на цветы, которые на спектаклях Майи бросали с верхних ярусов. Это производило на публику грандиозное впечатление. Букеты же от себя (как правило, дорогие, не по средствам), непременно с записочкой, передавали за кулисы через пятнадцатый подъезд».