Повседневная жизнь Большого театра от Федора Шаляпина до Майи Плисецкой

Нельзя не сказать и еще об одном обстоятельстве — посеянные Сталиным в 1940-е годы зерна великорусского шовинизма дали свои обильные всходы. Ведущие солисты оперы не скрывали своих национал-патриотических взглядов. Так, например, бас Александр Огнивцев открыто делился с писателем-антисемитом Иваном Шевцовым своими претензиями относительно неверной кадровой политики в театре, встречая горячее сочувствие последнего. Другой известный певец — баритон Алексей Иванов — подозревал, что главный режиссер Иосиф Туманов на самом деле Туманьянц и даже Туманштейн. Своих патриотов хватало и в ЦК КПСС: почему бы армянину Мелик-Пашаеву не уступить место русопятому Светланову? И вообще: сколько можно!

Интеллигентнейший Мелик-Пашаев, не любитель выяснять отношения, тяжело переживал возникшую ситуацию, развивающуюся в точном соответствии с законами жанра: еще вчера перед тобой падали ниц, а ныне вытирают об тебя ноги. При нем так печально закончилось триумфальное главное дирижерство Николая Голованова. Очень похожий случай вышел и с Меликом. После того как Светланов стал главным дирижером, именно он проводил так называемые «декадные совещания», на которых при участии секретарей парткома и профкома, а также главного художника, главного хормейстера и прочих утверждался план постановок: кто в ближайшие десять дней будет петь и танцевать, а кто дирижировать (позднее при директоре Чулаки на смену декадным совещаниям пришел художественный совет). Решения совещания вывешивались в канцелярии — чтобы труппа могла знать, кто и где выступает. Пришел в канцелярию и Мелик-Пашаев. И только он вынул свой карандашик, собравшись записать дату очередного своего выступления в театре, как чуть не потерял дар речи: «его» оперой «Борис Годунов», которую он неизменно вел в театре столько лет, дирижировал теперь совсем другой человек. Для Мелик-Пашаева это стало полной неожиданностью — он-то и собирался в очередной раз продирижировать этой оперой. Если бы еще с ним предварительно обговорили этот вопрос, спросив его мнение, — человек, отдавший театру три десятка лет, имел право на особое отношение к себе. Но с Мелик-Пашаевым поступили жестко и даже по-хамски, он узнал о перестановках, как какой-то ассистент.

Чью же фамилию увидел Мелик-Пашаев? Это был болгарский дирижер Асен Найденов. При чем здесь болгары, спросит читатель: своих, что ли, мало? Дело в том, что в то время из Министерства культуры поступило указание — Большой театр должен приглашать побольше иностранных дирижеров — но не таких, как бывший член НСДАП Герберт фон Караян, а наших, из стран народной демократии. В конце 1950-х годов приезжал дирижировать из Чехословакии Зденек Халабала, а тут вот и из Болгарии гость подоспел. И что самое примечательное — поскольку иностранцы у нас всегда на особом счету, им отдавали самые лучшие русские оперы, такие как «Борис Годунов» и «Пиковая дама». Нелепость подобной ситуации, когда отечественными операми дирижируют пускай способные, но все-таки приглашенные из-за границы дирижеры, приводила к конфликтам. Тем более что платили им довольно щедро — 800 рублей в месяц (новыми!).

В сезоне 1963/64 года распределение дирижеров было следующим. Старшее поколение: Мелик-Пашаев — «Аида», «Фальстаф», «Кармен», «Евгений Онегин», «Травиата», «Война и мир»; Хайкин — «Летучий голландец», «Свадьба Фигаро». Молодые: Светланов — «Снегурочка», «Октябрь», «Чародейка», «Садко», «Князь Игорь»; Эрмлер — «Сказка о царе Салтане», «Повесть о настоящем человеке», «Укрощение строптивой», «Травиата», «Царская невеста». Болгарин Найденов — «Борис Годунов», «Пиковая дама», «Дон Карлос», «Риголетто». Такой расклад вызывал серьезное недовольство «стариков».

В частности, Борис Эммануилович Хайкин, лауреат трех Сталинских премий, пришел в негодование, когда узнал, что Светланов решил дирижировать «его» оперой «Хованщина». Записной остряк Хайкин любил повторять: «Когда дирижер ошибается, он должен быстро найти виноватого». Хайкин, чей безусловный авторитет позволял ему довольно едко шутить в адрес коллег, на этот раз вполне серьезно заявил, что с подобным «беззаконием» и «изуверством» он будет бороться путем обращения к руководителям партии и правительства. И вообще, не позволит «сжить себя со света». Светланов в ответ благоразумно решил не накалять обстановку, великодушно объявив, что «не хочет отнимать у голодающего (то есть Хайкина. — А. В.) последнюю корку хлеба». Хайкин отвоевал себе право дирижировать «Хованщиной», но Светланов при удобном случае все же делал записи в специальной «книге дежурств», где отмечались недостатки спектаклей[41].