Повседневная жизнь японцев. Взгляд за ширму

Но если прозу писали женщины, и писали ее по-японски, то признаком хорошего тона было написание стихов — по-китайски, и такой способ являлся прерогативой мужчин. Их стихотворения, еще более далекие от натурализма, чем проза женщин, оформлялись в объемные поэтические антологии, отличительной чертой которых служила взаимосвязанность стихов, расположенных по соседству. В лирике о природе было принято любоваться красотами окружающего мира в строгом сезонном порядке, и в стихах о любви мы можем проследить несложную динамику романтических отношений. Вот как это выглядело в глазах высокообразованной аристократии (номера соответствуют расположению строф в антологии «Старых и новых песен Японии» — «Кокинвакасю»)[17]:

750

Мне бы сердце найти,чтобы так же меня полюбило,как могу я любить!Вот тогда и проверим вместе,впрямь ли мир исполнен страданий…Осикоти-но Мицунэ

751

Ведь обитель моя

не в горных заоблачных высях —отчего же тогдав отдаленьи тоскует милый,не решаясь в любви признаться?..Аривара-но Мотоката

752

Первой встречей пленен,я вновь о свиданьи мечтаю,но напрасно, увы, —слишком страшно, должно быть, милой,что ко мне привяжется сердцем…

Неизвестный автор

753

Ах, едва ли себясравню я с безоблачным утром!Верно, так суждено,что уйду из бренного миралишь от мук любви безответной…Ки-но Томонори

754

Скольких женщин ты знал!

Как щели в плетеной корзине,их исчислить нельзя —и меня, увы, среди прочихпозабудешь, знаю, так скоро…Неизвестный автор

755

Ах, нечасто рыбакприходит на берег заливаза травою морской!Так ко мне, объятой тоскою,в кои веки заглянет милый…

Неизвестный автор

756

Лик вечерней лунытрепещет на влажном атласе,и лоснится рукав —будто слезы вместе со мноюльет луна в томленьи любовном…Исэ

Логика событий здесь очевидна: герой (или героиня — принципиальной разницы нет) живет в ожидании любви («Мне бы сердце найти…»), готов к ее восприятию и начинает томиться («…отчего же тогда в отдаленьи / тоскует милый…»). Наконец встреча происходит, и влюбленный ждет взаимности («Первой встречей пленен, / я вновь о свиданьи мечтаю…»), после чего начинаются муки от неразделенной любви — она во все времена и во всех странах считалась самой искренней, самой истинной, но в Японии эти представления достигли своего зенита («…уйду из бренного мира / лишь от мук любви безответной…»). Вроде бы все развивается хорошо, и мы более подробно узнаём этот классический сюжет в прозе, но герой, тем паче героиня обязаны терзаться сомнениями («…и меня, увы, среди прочих / позабудешь, знаю, так скоро…»). Худшие ожидания сбываются, любовный жар спадает («Ах, нечасто рыбак / приходит на берег залива…»), после чего наступает охлаждение, немедленно перерастающее в ожидание новой любви («…слезы вместе со мною / льет луна в томленьи любовном…»).

Такой бесконечный «сериал» был очень популярен в древней Японии и, как ни странно, служил довольно точным слепком с реальных любовных отношений, царивших среди аристократии: «высокий штиль», никакой пошлости и лишь вечное ожидание чуда с твердой уверенностью, что оно произойдет, но обязательно будет скоротечным. При этом сами сексуальные отношения между мужчиной и женщиной были довольно свободными: они «приходили» друг к другу, в основном по ночам, занимались любовью, после чего отправляли друг другу письма, примерное содержание и стиль которых вы себе уже представляете по приведенным выше поэтическим образцам.