Первая под заглавием «Толстой как общественный деятель»[630]
. Происхождение ее таково. Меня просили что-нибудь сказать о Толстом в Москве, в первую годовщину его смерти. Мне не хотелось. Я просил С.Л. [Толстого[631]] разрешить мне отговориться тем, будто его родные находят, что я был слишком далек от его учения, чтобы выступать. Словом, прикрыться их несогласием. Он мне сказал: «Почему же ты не хочешь сказать о том, что учения его не касается». Дал мне и тему, и заглавие.Вторая статья. Я тоже не хотел выступать; но когда в Москве на эту тему прочитал Н.В. Давыдов[632]
и прислал мне свою речь[633], я решил, что это так слабо и неверно, что решился сам прочитать. Интересно то, что у меня был в Биаррице разговор с Витте о Толстом. Витте был неприятен в спорах, ничего в Толстом не понимал, и я спор прекратил. Но он пришел на мою лекцию, в антракте прошел в артистическую комнату и выразил мне большое одобрение. Итак, эти 2 речи - «Толстой как общественный деятель» и «Толстой и Суд»[634]; достать их будет нельзя. Полагаюсь на Вас, но прошу Вас их никому не давать. Известите, что получили.Теперь думские речи. У меня есть сборник стенографических отчетов 2-й Думы. Там есть несколько моих речей, и первая - о военно-полевых судах, которая меня прославила. Но нет ни 3-ей, ни 4-ой Думы, и, по-видимому, их здесь найти невозможно.
Но Вы говорите о статьях. Об этом не было речи. Я сам рекомендовал им статью, которая меня когда-то прославила, о шофере[635]
. Но это единственная. У меня есть довольно много печатных статей, которые сначала были речами - о Плевако, 4 статьи о Толстом, о Пушкинском [пропущено слово] и т. д. Но все это есть, и, казалось бы, незачем перепечатывать.И я скажу Вам главное. Я плохо понимаю, что они хотят делать. Каковы размеры книги. И много других подробностей. Я не знаю и не хочу их расспрашивать, чтобы этим как будто их не насиловать и не понуждать. Может быть, они уже раздумали, а я буду к ним приставать. И я очень жалею, если Вы решили сюда совсем не приезжать.
Может быть, вышла путаница: я написал собственноручное письмо, его переписывали по частям - но не послал ни [клочка?].
Машинопись. Подлинник.
BAR. 6. F.
Maklakov V.A. to M.A. Aldanov, Paris and n. p., Sept. 1948 - March 1953.
М.А. Алданов - В.А. Маклакову, 26 марта 1949
26 марта 1949
Дорогой Василий Алексеевич.
Сейчас пишу только несколько слов, чтобы, по Вашему желанию, подтвердить Вам получение Вашего письма с материалами. Очень Вас благодарю. Письмо пришло только что, и я еще ничего не читал.
Разрешите через Вас искренно поблагодарить милую E.H. Штром за ее приписку.
Шлю Вам сердечный привет.
Ваш М. Алданов
Машинопись. Подлинник.
HIA. 2-15.
В.А. Маклаков - М.А. Алданову, 30 марта 1949
30 Марта [1949[636]
]Дорогой Марк Александрович!
Всю последнюю неделю я невольно чувствую себя действительным юбиляром со всем тем, что это сопровождает. У меня что-то сделалось в кишках (говорят - воспаление желчного пузыря), и я сразу превратился в инвалида. Мне не позволяют ходить, у меня нет аппетита и непрекращающаяся тупая боль. Не знаю, когда это кончится, как кончится и кончится ли. Но поэтому я почувствовал себя вправе заниматься более занимательной стороной юбилея - и пишу Вам по этому поводу. Хотел бы Вам помочь исполнить то Ваше намерение, кот. мне доставит последнюю радость на этой земле (видите, я уже говорю высоким слогом).
Я еще не знаю, что мои друзья хотят печатать, и мне неловко давать им указания и даже высказывать пожелания. Но ко мне недавно пришел Кровопусков и, когда узнал, что я Вам послал две лекции, кот. он не видал, и когда я сказал, что у меня есть и другое, чего не видал, то обнаружил большую жадность к количеству материала. И вот ввиду этого я посылаю Вам в копии одну мою публичную лекцию, сказанную в 1909 г. - о Плевако[637]
в Обществе Любителей Ораторского Искусства. Она имела очень большой успех, хотя более подходила бы к Москве, чем к Петербургу. Ее напечатал Струве в «Русской Мысли», а Сабашников отдельным изданием[638]. Не знаю, захотят ли они теперь ее напечатать в сборнике (она длинная), но Вам она может быть интересна, и я Вам копию ее посылаю.Посылаю и речь о Выборгском воззвании. Мандельштам М.Л.[639]
, вернувшись в Россию, напечатал в 31 году воспоминания в книге под заглавием «1905 год в политических процессах»; в ней на стр. 357 помещена такая фраза: «Мне приходилось защищать с лучшими ораторами России, но если бы меня спросили, какая речь произвела на меня самое сильное впечатление, я бы, не колеблясь, ответил: речь Маклакова по Выборгскому процессу.Когда он кончил говорить, весь зал как бы замер, чтобы через минуту разразиться громом аплодисментов»[640]
.Это, конечно, преувеличено; но среди коллег по защите и судей она имела большой успех. Она коротенькая. Я могу, если Вам не будет скучно, еще угощать Вас тем, [что] найду у себя.
Посылаю Вам еще - но уже для других целей - мои ереси.