«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

«Новое Русское Слово» в день выборов Трумана вышло с огромным заголовком: «Дьюи избран» и с приготовленной заранее передовой статьей[573], разъясняющей, почему забаллотировали Трумана, - секретарь редакции A.A. Поляков, предупреждавший редактора, что таких вещей делать нельзя, кажется, хочет повеситься: они очень хотели опередить «Н.Й. Таймс». Кравченко, которого я видел один раз в жизни (без большого желания увидеть второй раз), из-за своего тяжелого характера и мании величия рассорился со всеми нашими друзьями, от Ал. Толстой[574] до Зензинова и Керенского. Очень много интересного рассказывал мне здесь Далин, ездивший по Германии и Италии. Но его Вы, вероятно, увидите в Париже.

Других новостей не имею. Надеюсь, у Вас все благополучно. Не собираетесь ли Вы в Ниццу? Говорят, в Париже очень холодно. Не простудились бы.

Шлю Вам самый сердечный привет.

Ваш М. Алданов

Машинопись. Подлинник.

HIA. 2-14.

В.А. Маклаков - М.А. Алданову, 17 ноября 1948

Париж, 17 Ноября [1948[575]]

Дорогой Марк Александрович,

Не могу все-таки Вам не ответить. Мне кажется, мы смешиваем разные вопросы.

Во-первых, по поводу «морального клеймения». Я относил это только к тому, что нельзя назвать преступлением, где простое и честное политическое или тактическое разномыслие. Для иллюстрации этого сошлюсь на Петэна. Очень рекомендую Вам прочесть книжку Girard - Montoire Verdun diplomatique.

Она не очень удачна со стороны литературной, но полна поучительного и неожиданного материала. Из нее Вы увидите, что вся политика Петэна была установлена «джентльменским» соглашением его с Черчиллем и Рузвельтом, состоявшимся одновременно с Монтуаром[577]; она была выгодна не только Франции, но Англии и Америке, кот. не могли помочь Франции наступлением раньше 42 г., им приходилось пока обманывать Гитлера; для этого приходилось не только терпеть многое, но даже устраивать «символические» сражения, когда англичане якобы хотели занимать французские порты, а Франция их защищала против них. Это успокаивало немцев, которые за это и для этого давали французам вооружать свои войска. Но ведь при этих символических сражениях приходилось убивать людей; это ужасно, но приходится делать при всяких военных «демонстрациях», где посылают на убой для обмана противника. Когда все кончилось благополучно, Франция имела право решить: нужно ли было поклониться Петэну за искусство или осудить его за маловерие, за урон ее чести, за то, что он поступил, как Гораций-сын, а не отец с его требованием: умри

[578]. Но этот вопрос решается не судом и не наказанием. Чтобы сохранить за страной возможность высказываться по этому поводу - и нужно было бы учредить институт «порицаний», т. е. нечто вроде остракизма задним числом. Если верить версии Жирара, то про Петэна можно сказать словами Пушкина:

Народ, таинственно спасаемый тобой,

Ругался над твоей священной сединой[579].

Совсем другой вопрос - суд над преступными действиями[580], над зверствами и т. п., т. е. над тем, что судили в Нюрнберге. Я это приветствую; я не совсем точно называю это специальными преступлениями; это потому, что

убийства на войне вообще не считаются «преступлением». Но если убийство в сражениях не преступление, то истязания, пытки и массовые истребления не воюющих, т. е. все, что делалось Гитлером, - остается преступным. Те, кто это делали сами, - исполнители, палачи - еще могут защищать себя тем, что они повиновались начальникам, но начальники, кот. это приказывали, и этого оправдания не имеют. Для них не нужно было даже сочинять специальных законов; их нужно судить как простых убийц, как в Англии не было специальных кар за дуэли, и карали как за простое убийство. Преступление и ошибка Нюрнберга были не в том, что осудили за такие общие преступления, а в том, что кроме того судили за «подготовку войны», за агрессию, что вовсе не является общим преступлением. Для него нужны специальные законы, кот. тогда еще не было. Ну а затем надо, чтобы были судьи, т. е. чтобы судили посторонние и беспристрастные люди, а не обиженные теми, кого они судят. Ведь вся Германия была оккупирована; оккупационные власти могли создать суд для суда общих преступлений и судить гитлеровцев, применяя к ним общие нормы.

Теперь третье.

Вы ставите правильно почти провокационный вопрос.