Правда зеркала

– Она хотела показать мне, что ожидать от любого человека самого худшего – это безумие. Что это ошибка. Я ошибалась. И она выбрала Бедекта, самого необычного человека, чтобы показать это мне.

– Твое Отражение выбрало Бедекта, чтобы научить тебя доверию? – Вихтих рассмеялся.

Он почувствовал себя немного лучше, словно снова стал собой – на самую малость.

– Она не была моим Отражением, – сказал Цюкунфт. – Она была моей сестрой.

Вихтих пожал плечами. Зеркальщицы редко бывали вменяемы. Девушка, конечно, была очень красивой, но явно безумной. Кому вообще могло в голову прийти обратиться к Бедекту, чтобы научиться доверию?

Вихтих обернулся, окинул оценивающим взглядом последствия бойни. Бедект, Штелен, Лебендих и Опферламм лежали там, где упали. Все были мертвы. Сразу за проломом в стене лежал жрец Геборене, чуть подальше разбрызгалось по камням тело рухнувшего с неба териантропа. Неужели все это сделал Бедект? Неужели стойкая вера старого ублюдка в здравый смысл сокрушила ту реальность, которую они все создавали своим безумием?

– Твое железное здравомыслие делало тебя самым безумным человеком, которого я встречал в жизни, – сказал Вихтих телу Бедекта.

Цюкунфт подняла взгляд на Вихтиха, и в ее глазах промелькнуло нечто очень знакомое.

Вихтих снова рассмеялся. Он встал в позу, и ветерок взъерошил его волосы, несмотря на то, что все они слиплись от лошадиной крови. Он одарил ее дерзкой улыбкой, своей любимой.

– Ты был его другом, – сказала Цюкунфт.

Она провела пальцами по лбу Бедекта, но глаз, таких зеленых, что в них хотелось утонуть, с Вихтиха не сводила.

– Нет, – ответил он. – Я и сейчас его друг. Я увижу его снова в Послесмертии.

Он подмигнул, чувствуя, как все сильнее становится самим собой.

– Хотя, надеюсь, не слишком скоро.

– Не думаю, – ответила Цюкунфт. – Его безумие наполнило мир здравым смыслом, пусть и на краткий миг. Он умер в здравом уме. Я не думаю, что в мире здравомыслящих людей в принципе существует Послесмертие.

Она озвучила его собственные мысли, но, произнесенные вслух, они звучали абсолютно бредово. Может ли это быть правдой? Неужели здравомыслие Бедекта было разновидностью безумия? Он думал о териантропе – о женщине, падающей с неба, принявшей человеческий облик и бывшей не в силах снова стать драконом, каким она себя считала.

«Здравомыслие как вид безумия? Непохоже на то».

Вихтих отвернулся, не в силах смириться с уверенностью, которую видел в глазах Цюкунфт.

Вменяемость и здравый смысл были разновидностью безумия – притом опасной разновидностью. Только его собственное безумие делало его тем, кем он был, только оно стояло между ним и нормальностью обыкновенных людей. И именно эта мысль – стать обыкновенным

– пугала Вихтиха больше всего на свете.

Он глянул на Штелен и только тут заметил рукоять меча, выглядывающую из-за ее плеча.

«Мой второй меч».

Она принесла его меч, тащила его с собой от самой готлосской заставы.

Но зачем? Собиралась ли она вернуть его или хотела подразнить Вихтиха напоминанием, как ограбила его, пока он был без сознания? Снова.

«Конечно, чтобы подразнить».

И все же он знал, что она ему вернет меч. Это было частью ее способа наслаждаться победой.

Вихтих огляделся по сторонам. Меч Штелен – на полу, один из ее ножей – в Опферламм, другой – в горле Лебендих.

– Оставь меч себе, – сказал он мертвой Штелен. – Там, куда ты направляешься, он тебе понадобится.

«И я ее убил».

Он снял с плеча пригоршню лошадиных кишок и бросил к ее ногам. Пусть у Штелен и лошадь там будет. Куда, кстати, подевалась лошадь Опферламм? Вихтих нигде не видел животного. Он подавил смех. Должно быть, лошадь Бедекта упала прямо на нее.

«Придется пешком пойти, судя по всему».

Он вспомнил сон о старике, который спустился с гор, и все понял.

– Я больше никогда не сяду в седло, – сказал он, снова повернувшись к Цюкунфт.

– Прости?

– Ненавижу лошадей. Всегда ненавидел. С этого момента буду ходить пешком.

«Проклятых тварей все равно убивают или крадут. Или драконы ими швыряться начинают».

Это было ложью от первого до последнего слова, но он не мог сказать этой красивой женщине, что наказывает себя за убийство своего друга. Она сочтет его слабаком, а он не мог этого допустить.

«Таким образом я буду чтить память Штелен».

Когда-нибудь, когда он снова встретит Штелен, она увидит, на какие жертвы он пошел ради нее, и не убьет его.

«На это долбано мало шансов».

Он смотрел, как Цюкунфт наклоняется, чтобы поцеловать Бедекта в лоб, и распрямляется, собираясь встать.

– Когда мы были в Послесмертии – еще до того, как сбежали, – сестра пообещала, что даст Бедекту средство остановить Моргена.

Вихтих взглянул на труп друга.

– Я так понимаю, она солгала.

– Нет, – ответила Цюкунфт. – По крайней мере, не совсем. Я думаю, что она манипулировала всеми нами. Я думаю, что она получила именно то, что хотела.

– И чем это помогло Бедекту? Он мертв и таким и останется. А Морген…

– Штелен обвинит во всем Моргена. Она сочтет себя обворованной им.

«Никто не ворует у Штелен».

Этот мелкий поганец, считай, уже мертв.

– Ну да…