Правила Мерджа

Возможно, это так и было, ведь если бы он приехал раньше хотя бы на полчаса и увидел красный «Феррари», с ревом умчавшийся в сторону Италии, он все равно не смог бы удержаться за ним. Феликс Варгас Кондори, загадочный боливиец, уезжал из страны навсегда, и его мало интересовали штрафы с камер. Он был до сих пор жив и на свободе только потому, что взял себе за правило исчезать немедленно при малейшем сигнале о грозящей ему опасности. Когда за завтраком барон де^****, тщательно выедая яйцо «в мешочек», пошутил о его, Кондори, популярности и о том, что им и его бизнесом, связанным с утраченными полотнами, уже интересуются, Феликс проявил выдержку и молча долил себе кофе. Выждав, не даст ли его собеседник еще какую-либо информацию, он расспросил о подробностях разговора барона де^**** с Аурелио Васкесом и понял: пришло время возвращаться домой. Он не стал собирать вещи и забирать свою зубную щетку. Он просто попросил «Феррари» прокатиться до Монте-Карло, «сделать пару ставок на орфолайн» и, пообещав им обоим, барону и баронессе де

^****, не задерживаться там больше, чем на пару дней, вышел из комнаты. Одетый почти по-домашнему Кондори спустился в гараж и, мысленно попрощавшись со своими фантазиями насчет Анны Павловны, выехал за ворота. Меньше чем через шесть часов он бросил машину на парковке в Венеции и, оставив ключ внутри, даже не потрудился ее закрыть. Взяв катер-такси, он доплыл по Большому каналу до площади Сан-Марко и быстро нашел себе номер в одном из недорогих отелей. Утром следующего дня он зашел в банк и, подождав в небольшой очереди, спустился в хранилище с банковскими ячейками. Это был последний раз, когда ему понадобился его боливийский паспорт. Тем же вечером гражданин США Дуглас Олдридж вылетел из Венеции в Лос-Анджелес.

Он не любил тратить деньги на перелет первым классом и поэтому, купив дешевый билет в эконом, весь полет промучился, зажатый между афроамериканцем, не уступающим ему в размерах, и еще более толстой ирландкой, сидевшей у прохода.

* * *

Вернувшись домой после разговора с Чекарем о делах Северного холдинга, Магомед-Алиев чувствовал себя одиноким и простуженным. Байза, его жена, не ложилась спать до утра, зная, что тот наверняка вернется. Заметив запах виски, она попеняла ему за это, с суставами у него было все хуже и хуже, а, по словам врачей, спиртное только способствовало иссушению поверхности хрящей. Магомед хотел было посоветовать ей больше заниматься внуками и не лезть в дела мужчин, но передумал. Он был рад вернуться под крышу своего дома и рад тому, что она всегда ждала его. Байза была старше его на три года, и их союз был заключен задолго до того, как они познакомились. В первые же пять лет после свадьбы она родила ему подряд пять дочерей, все они давно были выданы замуж и, нарожав им внуков и внучек, были заняты от рассвета до заката. Зятья были неплохие ребята, но звезд с неба не хватали и так или иначе были пристроены в те или иные подразделения Северного холдинга.

Он снял свои мягкие сапоги и прошел в одних носках в гостиную, где, полулежа на диване, попробовал найти какой-нибудь известный ему фильм. В новых, современных фильмах надо было разбираться: кто плохой, а кто хороший и почему, но это его только утомляло и мешало думать о чем-то еще.

– Постели мне наверху, мне как-то душно, хочу спать с открытыми окнами, – сказал он жене. По платному каналу шел боевик, который он знал наизусть. Видя, что осталось меньше половины, Магомед-Алиев решил досмотреть фильм и постараться отогнать грустные мысли.

– Хорошо, – ответила Байза. Она не любила холод, и уговорить ее открыть даже форточку в спальне было непосильной задачей.

– И сама иди поспи немного, вечером поедем к Таибад. Надо проведать, как она там, – сказал он, поудобнее устраиваясь между подушек. Таибад, их четвертая дочь, была на сносях, и они ездили к ней почти каждый день.

Глубоко в душе Магомед-Алиев был сентиментален, и больше всего его ранило, когда его предавали. Проблема была в том, что он хотел доверять только тем, кого любил, и это иррациональное чувство часто его подводило. И Магомед задавал себе вопрос: как так получалось, что два человека, к которым он не испытывал особо нежных чувств, – Чекарь и Кольцов – были надежны как скалы, а остальные, наоборот, готовы были облажаться при любой возможности, и они лажали, лажали и лажали.

Когда ему подкинули этого русского, он вообще не воспринимал его как личность.

Какие-то узкие плечи, непонятное желание учиться на лингвиста – все это вызывало у него раздражение. Магомед вспомнил о нем, лишь когда к ним в район зачастили фирмачи-инвесторы, и его любимица Агабаджи, дочь его старшей сестры, уже не успевала одна переводить сразу нескольким говорящим и слушающим на праздниках и застольях, устраиваемых после официальной части.