– Я ничего не знаю, начни оттуда, откуда тебе удобно, и расскажи мне все в деталях, – Кольцов принял позу человека, готового выслушать и помочь, хотя единственным его желанием было заточить Вилена в кувшин на ближайшие тысячу лет – так как когда-то поступали с докучливыми джинами.
Путаясь в подробностях и постоянно перепрыгивая с одного события на другое, Вилен кое-как рассказал им про Феликса Варгаса Кондори, про картины Веласкеса, Гойи и Ренуара, про двести килограммов чистого колумбийского порошка, необходимого для сделки, и о том, как он согласился на все это.
– Так ты познакомился с ним у Фирсовой? Ты был там один? – спросил Кольцов, называя Анну Павловну по фамилии.
– Он был у нее со мной, – сказала Наташа. Она уже спустилась вниз и стояла с чашкой остывающего латте в другом конце гостиной, так и не решившись сесть в кресло из-за своего слишком короткого пеньюара. – И этот Феликс Кондори – не тот, за кого себя выдает, его родители не могут быть латиносами, и он никогда не жил в Боливии. Он делает незаметные ляпы в идиоматике, – решила добавить она.
– Почему ты не сказала мне об этом сразу? – спросил Вилен по своей привычке всегда винить в своих бедах всех, кроме себя самого.
Наташа даже не повернулась в его сторону: то, что она сказала, должно было помочь ее отцу, а вступать в перепалку не имело смысла. Она опять смотрела на Романа. Он стоял, повернувшись к ней в профиль, засунув руки в карманы брюк, и за все время не произнес ни звука. Только что ее мысли вихрем кружились вокруг ощущения, что она не любит этого нового, повзрослевшего и, очевидно, успешного человека. Паттерн спасительницы был нарушен, и вот, казалось бы, он может не только защитить ее от темных сил, подобравшихся через пороки Вилена к ней самой, но и спасти ее, еще совсем молодую женщину, от неминуемого увядания, сопутствующего ее монашеской жизни. Почувствовав себя неуютно в одном наброшенном на голое тело пеньюаре, она, не говоря ни слова, ушла наверх, решив больше не возвращаться в гостиную.
Приведя себя в порядок, Наташа натянула свои любимые черные джинсы и свитер с широким горлом и, держа короткую норковую шубку в руке, спустилась по запасной лестнице прямо в гараж. Она не замечала первых слез, выступивших в уголках ее глаз, до тех пор, пока они не стали мешать ей управлять «Порше» в плотном потоке машин, характерном для обычного рабочего дня любой столицы. Наташе пришлось остановиться, и она долго поправляла макияж, пытаясь успокоить с таким опозданием нахлынувшие чувства. Зайдя в свой офис на третьем этаже русской миссии в ООН, она с досадой поняла, что все, о чем она переживала, совсем не важно, и единственный вопрос выжигал ей сердце: не разлюбил ли он ее и любил ли вообще? Не придумала ли она все сама с самого начала, наделяя своего героя всеми добродетелями мира?
Если бы мы, люди, обладали телепатическими способностями и Наташа Кольцова могла дотянуться и прочитать мысли объекта ее первой любви, она бы сразу успокоилась и, возможно, их следующая встреча стала бы столь же пресной и банальной, как ежедневные встречи и расставания миллионов и миллионов женщин и мужчин на нашей планете.