Правила социологического метода

Следовательно, вышеизложенные правила ни в коей мере не стремятся к соответствию логическим формальностям, что само по себе малоценно. Напротив, в зависимости от того, применяются эти правила или нет, наиболее существенные социальные факты полностью меняют свой характер. Пускай приведенный пример особенно нагляден (потому мы и сочли нужным остановиться на нем), можно было бы привести множество других примеров, столь же показательных. Нет общества, где не считалось бы за правило, что наказание должно быть соразмерным преступлению; а вот для итальянской школы этот принцип выглядит беспочвенной выдумкой теоретиков права[65]

. Для этих криминологов сам институт наказания в том виде, в каком он функционировал до сих пор у всех известных народов, есть явление противоестественное. Мы уже видели, что для Гарофало преступность, свойственная низшим обществам, не содержит в себе ничего естественного. Для социалистов капиталистическая организация, несмотря на свою распространенность, составляет отклонение от нормы, обусловленное насилием и хитростью. Наоборот, для Спенсера наша административная централизация и расширение полномочий правительства выступают главнейшим пороком нынешних обществ, пусть в обоих случаях налицо поступательность и всеобщность на всем протяжении человеческой истории. Считается, что человек не испытывает потребности систематически определять нормальный или аномальный характер социальных фактов по степени их распространения. Всегда и всюду это смело решалось посредством диалектики.

Однако если отказаться от указанного критерия, то не только мы сталкиваемся с заблуждениями и путаницей, вроде только что приведенных, но и сама наука становится невозможной. Ведь ее непосредственным предметом является изучение нормального типа; если же наиболее распространенные факты оказываются патологическими, получается, что нормальный тип как будто никогда не существовал. Но зачем тогда изучать факты? Они могут лишь подтверждать наши предрассудки и укреплять наши заблуждения, поскольку вытекают из них. Если наказание и ответственность, как они существуют в истории, суть плоды невежества и варварства, то зачем пытаться узнать их ради определения их нормальных форм? В итоге разум вынужден отворачиваться от реальности, отныне для него безынтересной, углубиться в себя и в самом себе искать материалы, необходимые для воссоздания этой реальности. Дабы социология могла рассматривать факты как объекты, нужно, чтобы социолог ощущал необходимость их изучать. Главной задачей всякой науки о жизни, будь то индивидуальной или общественной, является определение и объяснение нормального состояния, а также его отличие от состояния аномального. Если нормальность не свойственна объектам как таковым, если, напротив, она есть свойство, привносимое извне или такое, в котором почему-то объектам отказываем, то благотворная зависимость от фактов теряется. Разум примиряется с реальностью, которая мало чему может научить. Он более не сдерживается предметом, к которому прилагается, ибо в некотором смысле сам определяет этот предмет. Следовательно, различные правила, установленные нами до сих пор, тесно между собою связаны. Дабы социология и вправду стала наукой об объектах, нужно принять за критерий нормальности именно всеобщий характер явлений.

Вдобавок наш метод обладает тем преимуществом, что он регулирует одновременно действие и мысль. Если желательное не является объектом наблюдения, если оно может и должно быть определено своего рода умственным вычислением, то в поисках лучшего нет, так сказать, предела для свободы воображения. Ведь как устанавливать для совершенствования тот рубеж, которого оно не сможет превзойти? Оно по определению ускользает от всякого ограничения. Цель человечества отодвигается тем самым в бесконечность, своей отдаленностью приводя в отчаяние многих и возбуждая и воспламеняя других – тех, кто, чтобы приблизиться к ней немного, ускоряет шаг и вовлекается в революционную деятельность. Этой практической дилеммы можно избежать, если признать желательное здоровым, а состояние здоровья обозначить как нечто определенное и присущее объектам; тогда предел усилий одновременно задается и устанавливается. Больше не нужно безнадежно стремиться к цели, которая отдаляется по мере приближения к ней; требуется лишь усердно и настойчиво трудиться ради поддержания нормального состояния, ради его восстановления в случае расстройства и ради выявления нормы, если состояние изменилось. Долг государственного деятеля уже не в том, чтобы насильно толкать общества к идеалу, который мнится соблазнительным. Скорее он, как врач, должен предупреждать возникновение болезней правильной гигиеной, а когда болезнь все же случается, стараться ее вылечить[66].

Глава IV. Правила построения социальных типов