К сожалению, для того чтобы применить этот принцип практически, необходимо начинать с точного определения того, что понимается под простым обществом. Спенсер не только не дает такого определения, но и, похоже, считает его почти невозможным[72]
. Дело в том, что простота в его понимании состоит главным образом в известной примитивности организации. Но нелегко точно указать, в какой момент времени социальная организация настолько примитивна, что может считаться простой; это предмет оценки. Поэтому формула Спенсера настолько расплывчата, что она подходит буквально всем обществам. «Наше единственное решение, – говорит он, – заключается в том, чтобы рассматривать в качестве простого общества то, которое образует действенное целое, не подчиненное другому целому, и части которого сотрудничают между собой с помощью или без помощи управляющего центра для достижения некоторых общественных целей»[73]. Но существует множество народов, отвечающих этому условию. В результате Спенсер достаточно произвольно смешивает в одной категории все наименее цивилизованные общества. Можно вообразить, какой при подобной отправной точке может быть вся остальная часть классификации. Наблюдается поразительная мешанина в сочетании самых разнородных обществ: греки гомеровской эпохи рядом с феодальными обществами десятого столетия, ниже бечуанов, зулусов и фиджийцев; афинская конфедерация рядом с феодами Франции тринадцатого века и ниже ирокезов и арауканов[74].Определение «простой» обретает точное значение лишь тогда, когда оно обозначает полное отсутствие составных элементов. Следовательно, под простым обществом нужно понимать всякое общество, которое не включает в себя другие, более простые, чем оно само; которое не только в нынешнем состоянии сведено к единственному сегменту, но и не содержит никаких следов предшествующей сегментации. Орда в том виде, как мы ее определили ранее[75]
, точно соответствует этому определению. Это социальный агрегат, не заключающий и никогда не заключавший в себе никакого другого более элементарного агрегата, но непосредственно разлагаемый на индивидуумов. Они же внутри целостной группы не образуют особых подгрупп, отличных от нее, а расположены рядом друг с другом, подобно атомам. Ясно, что не может быть более простого общества; это протоплазма социального мира, иначе говоря, естественная основа всякой классификации.Верно, что нет, возможно, в истории общества, которое бы строго соответствовало этим приметам, но (как мы показали в уже упоминавшейся книге) нам известно множество тех, что прямо и без промежуточных звеньев образованы посредством комбинации – или орд. Когда орда становится таким способом социальным сегментом, а не обществом в целом, она меняет имя и превращается в клан, но сохраняет те же конституирующие черты. На самом деле клан есть социальный агрегат, не разложимый ни на какой другой, более мелкий по размерам. Быть может, скажут, что обычно там, где мы его ныне наблюдаем, он включает в себя множество отдельных семей. Но, во-первых (исходя из соображений, которые ни к чему здесь развивать), мы думаем, что образование этих малых семейных групп происходило после возникновения клана; во-вторых, если рассуждать строго, они не составляют социальных сегментов, поскольку не являются политическими подразделениями. Повсюду, где мы встречаем клан, он выступает последним фрагментом такого рода. Следовательно, даже не будь у нас других фактов, подтверждающих существование орды (а они имеются, и когда-нибудь нам представится повод их предъявить), существование клана, то есть общества, образованного объединением орд, позволяет предположить, что вначале имелись простые общества, которые сводимы к орде в собственном смысле слова, благодаря чему последнюю можно признать источником, из которого произошли все социальные виды.