К сожалению, эти элементарные формы не существуют ни изолированно, ни даже в относительной изоляции, то есть их невозможно наблюдать непосредственно. Причем их ни в коем случае не следует путать с примитивными формами. Самые отсталые общества все равно чрезвычайно сложны, пускай эта сложность не бросается в глаза. Они содержат в себе этакую взвесь реальных элементов, которые в ходе эволюции станут выделяться и развиваться. Это крайне специфические общества, порождающие специфические социальные типы. Кроме того, ни Гиддингс, ни другие социологи, которые до него или после него вступали на тот же путь, не стремились, конечно, ограничивать свои исследования только этими обществами или сводить социологию к простой сравнительной этнографии. Те формы, которые Гиддингс называет элементарными, являются, как мы видели, наиболее общими формами; эти два выражения используются взаимозаменяемо. Имеем ли мы дело с социальными или физическими явлениями, общее, как известно, проявляется лишь в частностях. Под определением «человеческое сообщество» подразумевают не какое-то конкретное общество, а совокупность признаков, необходимо наличествующих во всех обществах. Потому эти признаки никогда не предстают наблюдению вне своей неразрывной связи с отличительными особенностями различных социальных типов и даже различных коллективных индивидуальностей. Вдобавок ради отделения упомянутых признаков от указанных особенностей приходится жертвовать методом, который заключается в определении типов и последующем их сравнении для установления общих черт; в итоге исчезают любые критерии такого разделения, вследствие чего действовать возможно только на основе суждений и по личным впечатлениям. Некоторые факты учитываются, другие исключаются из рассмотрения, потому что признаки видятся
существенными, а вот особенности мнятся вторичными, но без них нельзя выдвинуть ни одной убедительной и объективной причины этих предпочтений и исключений. Словом, когда Гиддингс приступает к анализу первичных общих элементов, он начинает с того, что предполагает в качестве очевидной аксиомы, будто все элементы «содержатся в физической основе общества, то есть в социальной популяции»[141]. Безусловно, население является важным элементом любого общества. Но ведь есть специальная наука, изучающая законы народонаселения: это демография, или, точнее, как выражается Майр[142], «демология». Дабы отличаться от демографа, должен ли социолог придерживаться иной точки зрения? Несомненно, ему придется изучать народонаселение и устранять многообразие форм, присущих разным типам обществ. Но иных задач здесь как будто не возникает. Гиддингс, вполне естественно, вынужден выходить за рамки своих предельных обобщений: он рассуждает о распределении населения в разных обществах (нецивилизованных, полудиких и цивилизованных)[143], о различных способах группировки (генетическом, стадном) и т. д[144]. Однако поневоле спрашиваешь себя, как далеко по этой дороге можно уйти и где пролегает граница между предметом социологии и предметами прочих наук? В третьей главе книги II под заголовком «Социальный состав» Гиддингс обсуждает полиандрические и полигамные группировки, матронимические и патронимические[145] племена, а также общества в деревнях. В это рассмотрение он вкладывает, по сути, теорию происхождения семьи. Тем самым предмет социологии снова в значительной мере размывается. Социолог сам определяет свой предмет – произвольно, исходя из собственных знаний и личных пристрастий. Более того, он фактически посягает на предметную область специфических наук. Иначе ему попросту недостанет конкретного материала для обобщающих выводов. Вопросы, которые он ставит, не отличаются по своей природе от тех, которыми задается представитель специальных наук, вот только социолог, не обладая ни всезнанием, ни всеведением, обречен делать неточные и расплывчатые обобщения, а то и вовсе грубо ошибаться. При этом трактат Гиддингса – один из лучших, возможно, наилучший в своем роде. По крайней мере, автор пытается ограничить предмет рассмотрения и затронуть счетное количество составляющих его элементов. Куда затруднительнее понять, что считают предметом социологии Тард, Гумплович, Уорд[146] и многие другие, в чем своеобразие этой науки, которую они отличают от других социальных наук. Не будет преувеличением сказать, что они возводят неопределенность в принцип. То есть социология перестает быть научной дисциплиной. Это уже не та методическая философия, которую пытался утвердить Конт. Это совершенно специфический способ рассуждений, где-то на полпути между философией и литературой; он служит высказыванию неких общетеоретических идей по всем возможным поводам.