Но по какому праву мы столь решительно отделяем «содержатель» общества от его содержания? Не подлежит сомнению, что далеко не все происходящее в обществе является социальным. Причем признается, что это правило не распространяется на все без исключения, что производится в обществе и при его посредстве.
Чтобы обосновать исключение из социологии различных явлений, составляющих саму суть социальной жизни, мы должны, следовательно, установить, что это не плоды деятельности общества: возникнув из самых разных источников, они дополняют иные факты и используют те рамки, которые предлагаются обществом. Непросто осознать, почему коллективные традиции и практики религии, права, морали и политической экономии должны быть менее социальными, чем внешние формы коллективности. Напротив, как бы мало мы ни соприкасались с этими фактами, нельзя не ощутить за ними незримое присутствие общества, их упорядочивающего и ставящего на них, так сказать, свою печать. Они суть само общество, живое и активное, ведь общество характеризуется своими законами, моралью, религией и т. д. Получается, что мы не вправе выносить эти явления за рамки социологии. Более того, четкое противопоставление «содержателя» общества и его содержания немыслимо и с точки зрения самого Зиммеля. Признай он, заодно с другими социологами, что общество как целое характеризуется собственным, особым модусом деятельности, который не следует путать с индивидуальными взаимодействиями, тогда формы взаимосвязи можно было бы рассматривать как результат sui generis этой деятельности. А в итоге не возникало бы противоречие в допущении возможности их изучения в отрыве от объектов, к которым они применяются, поскольку они не были бы производными от этих объектов. Но Зиммель фактически опровергает эту концепцию. Он не считает общество активным и продуктивным[150]. Это просто результат действий и противодействий между частями, то есть между людьми. Иными словами, именно содержание определяет природу того, что его содержит, именно материя порождает форму. Но разве возможно в таком случае постичь эту форму, если материя, составляющая всю ее реальность, абстрагирована от нее?В такой абстракции нет ничего методического, поскольку она призвана разделять то, что принципиально неразделимо, а еще абстрагирование производится крайне невнятно. На первый взгляд может показаться, что под социальными формами
или формами взаимосвязи (ассоциации) Зиммель понимает морфологический состав общества, его географическую основу, численность и плотность населения, состав вторичных групп и их распределение по территории, занимаемой обществом. Более того, данное определенно может восприниматься как «отражение содержания общества», и его употребление как будто подразумевает точность значений. Однако, если обратиться к примерам, которые приводит сам Зиммель, чтобы проиллюстрировать ход своих мыслей, мы увидим, что для него это слово имеет совершенно другое значение: разделение труда, конкуренция, зависимость индивидуума от группы, подражание и противодействие – все это никоим образом не морфологические явления. Наконец, насколько возможно вообще прояснить концепцию, которая в лучшем случае остается крайне двусмысленной, кажется очевидным, что под социальными формами следует понимать наиболее общие типы всевозможных отношений в обществе. В некотором смысле общество можно уподобить плавильному тиглю, где крайне специфические отношения воспроизводятся и тем самым образуют содержание общества. Тогда используемые выражения оказываются объяснимыми. Но нетрудно показать, что это чистые метафоры, уместность которых крайне сомнительна. На самом деле «содержатель» и «содержание» не существуют, это просто две стороны общественной жизни, более общая и более конкретная. Словом, в несколько иной форме мы возвращаемся к концепции, которая проводит различие между социологией и прочими социальными науками посредством степени обобщения предмета.