Православие. Честный разговор

Да будут все едино (Ин. 17: 21) – этими словами Господа Иисуса вдохновлялись многие энтузиасты движения за единство тех, кто именует себя христианами. Движение получило название «экуменического», хотя более неудачного термина, наверное, нельзя было придумать. «Экуменизм» – буквально «вселенскость» – есть нечто совершенно размытое, и кто-то под этим термином может понимать всеправославное единство, а кто-то – чуть ли не учение о «равноистинности» всех мировых религий. На самом деле на Западе, где этот термин и родился, под словом «экуменизм» понимаются именно межхристианские отношения, и тот же Всемирный совет церквей как главная институция экуменического движения не является ни «сверхцерковью», ни средством «объединения разных религий» – утверждающие это в наш век доступности официальной информации не могут не понимать, что говорят неправду.

С пятидесятых по восьмидесятые годы экуменическое движение вобрало в себя много искренних людей, среди которых было немало православных христиан. Достаточно упомянуть имена митрополита Никодима (Ротова), митрополита Дамаскина (Папандреу), отца Виталия Борового.

О единстве молились и мечтали миллионы простых христиан, десятки «неформальных» активистов – вспоминаю, например, чудесного Сандра Ригу, собиравшего у себя в московской коммуналке молодых людей разных конфессий и в итоге отправленного властями за решетку. Словом, энергии и искренности у движения было немало. Что же «не сложилось»? Почему экуменический энтузиазм в девяностые годы сменился кризисом, скепсисом, разочарованием, а в начале нового века – бюрократической рутиной на фоне полного отсутствия живого интереса?

На мой взгляд, причина – прежде всего в том, что за основу объединительных усилий приняли не высоту веры и жизни апостольской Церкви, а приземленный «общий знаменатель» мира сего, удобное для него «христианство» – выхолощенное, тлеющее, «выживающее», удобно приспособленное к практическим нуждам (сегодня вообще самые активные и «нужные» люди в межхристианских структурах – это те, кто занимается политикой, деньгами и гуманитарной помощью). Соль потеряла свою силу. И, по Евангелию, ничто уже не сделает ее соленою (см. Мф. 5: 13). Помимо этого, межхристианский климат сильно испортила миссионерская агрессия в православных странах, а еще больше – попытки пересмотра христианской нравственности: оправдание гомосексуализма, блуда, маловерия, секулярного образа жизни и вообще всего, что для грешного человека хорошо и приятно. (Дескать, разве добрый Бог может это запретить?)

Так что же, нам нужно навсегда забыть мечту о единстве тех, кто с верой произносит имя Христово? Сказать, что если инославные веруют неправильно, то пусть себе и гибнут? Вообще отрицать у них искреннюю веру и стремление к спасению? (Последнего, думаю, не рискнет сделать даже самый жесткий ригорист, если он хотя бы иногда общается с лучшими из инославных христиан.) Думаю и надеюсь, что многие инославные общины (не только отдельные личности) еще не утратили навсегда путь к подлинному единству с нами – единству в истинной вере, в апостольском горении, в независимости от духа века сего.

* * *

Можно ли молиться с инославными? В разные эпохи ответ на этот вопрос давался по-разному.

В первой половине XX века, когда была необычайная надежда на единство со многими западными христианами – на единство в истине, хранимой Православной Церковью, – такая молитва воспринималась как знак грядущего примирения и общения в Таинствах. Точно так же мы молились вместе с пастырями и чадами Русской Зарубежной Церкви, даже пребывая в разделении, ибо надеялись и верили: придет день, когда мы вновь будем одним Телом Христовым.

Надежда на единство в истине с последователями западных конфессий не исчезала и почти всю вторую половину прошлого столетия. Не исчезала – но становилась все меньше. И все реже участвовали представители Русской Церкви в «межконфессиональных» молитвах. Сейчас такое участие – по крайней мере на встречах Всемирного совета церквей – практически прекратилось.

И главная тому причина – изменившийся характер либеральной части протестантского мира.

В самом деле, о чем молиться вместе с теми, кто считает Христа только социальным реформатором, с теми, кто убежден, что Он «одобряет» однополые союзы, с теми, кто вообще не верит в Его Воскресение? Нет, эти люди молятся не Христу, а кому-то еще. В лучшем случае – придуманному ими самими фантому. При этом удивительно, что в совместных молитвах с такими людьми участвуют греки, румыны, делегаты некоторых других Поместных Церквей. Неужели все еще надеются на покаяние и обращение? Или просто боятся быть «невежливыми» в глазах западного истеблишмента?