Предательство истины

– Я знаю, что с нами вся страна. Я читаю их письма. Я был в нескольких госпиталях и больницах – везде лежат пачки писем от школьников, учителей, ветеранов, пенсионеров. Раненый солдат может приехать ни с чем, его единственную одежду разрежут прямо на нем, чтобы вытащить осколки. Но куда бы его ни привезли, везде его будет ждать свежая чистая одежда, которую пожертвовали именно для бойцов. Я посетил семь или восемь госпиталей, и так было везде.

Его глаза снова встретились с глазами Маши, в голосе зазвучала решимость:

– Иногда люди подходят ко мне на улице, благодарят. А я чувствую себя неловко, потому что я не такая уж и важная шишка, моя роль невелика. Но я знаю, что поддержка есть. Проблема в том, что есть люди, которые дистанцируются от войны. Как это ни странно, это люди, живущие в крупных городах, где информационные потоки наиболее многочисленны и разнообразны. Может показаться, что поддержка не так сильна, потому что те, кто производит информационный контент, отстраняются от освещения тем, связанных с боевыми действиями. Поэтому кажется, что люди не поддерживают нас или им попросту все равно. Но если разобраться, то поддержка есть везде.

С мягкой теплотой в голосе Никита продолжил:

– Некоторое время назад я выступал перед школьниками в Подмосковье. Я не ожидал, что они что-то знают об этом конфликте, но они меня удивили: задавали серьезные глубокие вопросы, а в конце встречи исполнили трогательную песню. Я был поражен до глубины души.

Маша слегка наклонилась и напряженно прошептала:

– Что на фронте нужно больше всего?

Никита посерьезнел и задумчиво ответил:

– Честно говоря, на фронте нужно все. Форма, носки и другая одежда – все быстро снашивается. Но одежду мы можем заменить, это не такая большая проблема. А вот высокотехнологичные приборы: тепловизоры, приборы ночного видения, дроны – их заменить уже посложней.

Слова повисли в воздухе, снова напомнив нам о тяготах солдатской жизни, о войне, о поддержке и отрицании, об изобилии и недостатке. Наш разговор отражал как физическое, так и моральное состояние русского солдата. Никита поделился собственным опытом, показав, как бойцы стремятся к пониманию, поддержке, как они формируют глубинные братские связи, и как они нуждаются в простых, но незаменимых в полевых условиях вещах.

Конфликт на Украине – это не игра. Это даже не политика. Это борьба за души и сердца людей. В тот момент в самом сердце Москвы во время нашего разговора я почувствовал пульс этой войны. В ней течет человеческая кровь.

Андрей Киор: греческие голоса с перепутья

Квартира Андрея Киора была хорошо освещена, здесь можно было отдохнуть от холодного дождя и ощутить радушный прием его большой семьи. Атмосфера была пропитана тяжестью воспоминаний о тех жизненных историях, которые мне предстояло поведать всему миру.

Я осторожно начал прокладывать свой путь к сути нашей встречи и этого разговора:

– Андрей, мои источники сообщили, что ты находишься здесь с самого начала конфликта. Не мог бы ты рассказать мне, да и всему миру, как ты видишь сложившуюся ситуацию? Я хочу понять, какую роль в твоей истории сыграло уникальное сочетание греческого наследия и бунтарского духа.

Он откинулся на спинку кресла, собираясь с мыслями.

– Я Андрей Киор, родился и вырос в Мариуполе. Моя профессия – журналист. По происхождению я грек, но мне не чужда русская культура, которая была, есть и будет частью меня. Начиная с богатых кулинарных традиций и заканчивая воспитанием на русской литературе – классике, конечно, – она является частью моего мироощущения. Нынешняя ситуация, – он сделал многозначительную паузу, – меня огорчает. Это похоже на посягательство на саму нашу идентичность: на таких людей, как я, моя семья, мои друзья. Как будто в один миг бесчисленные жители этих земель превратились в заклятых врагов человечества.

Голос Андрея зазвучал громче, черпая силу в эмоциях, которые он накапливал и сдерживал в себе долгие годы.

– Результат налицо: разрушенные города, навсегда потерянные жизни и неприкрытая агрессия, которая, очевидно, исходит из коллективного Запада. На что я надеюсь? На какой-то проблеск разума, который вернет людям способность мыслить трезво и критично оценивать то, что происходит.

Он немного подвинулся на стуле и продолжил:

– Мы говорим на урумском языке – это наш местный диалект. Но он не имеет практически ничего общего с греческим, поэтому несмотря на наше происхождение, мы не чувствуем прямой связи с Грецией. Многие поколения моих предков жили на этой земле. Не только мои родители, но и бабушки, дедушки, а до этого и их родители здесь родились и выросли. В конце восемнадцатого века в Крыму сложилась напряженная обстановка, чем-то похожая на сегодняшнюю, и наши предки переселились в Приазовье. Фактически они приехали не из Греции, а из Крыма.

В комнате повисла тяжелая тишина, наполненная далекими отголосками прошлого. Андрей задумался, вспоминая все то, что ему довелось увидеть и пережить. Немигающим взглядом он смотрел в пространство, блуждая в собственных мыслях.