Прежде чем встретиться я, справедливо предполагая ловушку, попросил ребят несколько дней потратить на слежку. Именно потратить - писака был чист, но никто не жалел о "напрасно" упущенном времени. Слишком уж злыми были статьи, истекающими желчью, ненавистью и даже где-то подлостью. Самое оно, чтобы вывести безумца из себя и заставить действовать необдуманно. Вполне в духе полицаев устроить ловушку столь аморально, но нет, журналюга действовал сам по себе, поднимая рейтинг. Скорее всего, я бы и не обратил внимания на его статейки, а возможно и поблагодарил за нагнетание страха, но... Этот паскудник посмел затронуть Жанну, мою жену. А вот этого без последствий я оставить уже не мог.
Я научился понимать людские пороки, жажду наживы любой ценой, хождение по головам ради различных благ, предательство, низость. Понимать, но не принимать и не прощать. За каждый проступок должно следовать наказание, но это в идеальном мире, в котором никому из нас не жить. Я тоже не собираюсь вершить абсолютную справедливость, да мне это и не по силам, но наказывать подобных этому журналюге козлов просто обязан.
С первого взгляда, впрочем как и со второго, и с третьего, этот тип внушал чувство омерзения. Сказать, что он был толстым, значит ничего не сказать. Внешним видом писака напоминал откормленного на дроблёнке борова: свисающие до плеч щеки, складки жира, скрывающие шею, пальцы были настолько толстыми, что он не мог набрать цифровой код замка, опасаясь нажать сразу несколько клавиш, поэтому использовал ручку. Необъятное брюхо, переваливаясь через ремень, свисало чуть ниже паха - видимо, чтобы сходить в туалет, он одной рукой приподнимал пузо, нащупывая причиндалы второй. Глядя на него, становилось понятным, откуда в этом, в общем-то образованном человеке, столько ненависти к окружающим. Я как будто воочию представил те унижения, которым он подвергался с раннего детства, и подвергается до сих пор, но это нисколько не уменьшало его вины. Жанну трогать не стоило - она та грань, за которую переступать не рекомендуется во избежание неприятностей. Он переступил.
Старая "хрущевка", оснащённая кодовым замком, который, впрочем, не являлся для меня непреодолимым препятствием. Было бы гораздо сложнее, если бы на вахте сидела какая-нибудь бдительная старушенция: мимо такой не проскользнёшь, пока не ответишь на многочисленные вопросы, да и то не факт, что получится. А код, его и "срисовать" можно, что и сделал Яр несколько дней назад, наблюдая за набирающим его школьником. Но я не спешил заходить в подъезд: журналист жил на четвёртом этаже, лифта не было, так что подниматься по лестнице он будет долго, не меньше пятнадцати минут. Как раз хватит времени выкурить сигару.
К последним я пристрастился совсем недавно: сигарет мне было уже недостаточно, и даже горлодёрные "Житан" казались едва ли крепче дамских сверхтонких. Хотел было перейти на трубку, да представив себя сидящим на лавочке и пускающим густой, едкий дым, передумал. Сигары другое дело: выглядишь импозантно, что ли. Вот и сейчас, курю, строго контролируя количество вдыхаемого дыма. Знаю, что сигарами не затягиваются, но в таком случае объясните мне: в чем кайф?
Ладно, пора. Мне не нужно, чтобы этот писака скрылся за толстенной металлической дверью, утыканной замками, что твой Форт Нокс. Попробуй потом прорваться в эту крепость, зубы обломаешь. Так что лучше всего зацепить его на лестничной клетке, чтобы и слинять не успел, ха-ха, и соседи ничего не заподозрили. Мне не нужно, чтобы полицаи прервали наш задушевный "разговор".
Все вышло так, как и задумывал. Подловил писаку между третьим и четвертым этажами и, ткнув с силой "Стечкиным" в область поясницы, предложил не вякать и спокойно пройти в квартиру для выяснения некоторых подробностей цикла статей о Пьеро. В ответ он мелко-мелко затряс головой, что, по моему разумению, означало согласие. Умный "мальчик".
В квартире гадостно воняло прокисшей едой, потом и кошачьим дерьмом. А вот и питомцы хозяина, целых восемь штук. Я поморщился - ненавижу кошаков и презираю тех, кто их держит. Только рабские натуры способны завести подобных тварей в своём доме и мириться с шерстью, поцарапанной мебелью и не прекращающимся мявканьем. Пнув от души ближайшую ко мне и насладившись её полётом, я жестом предложил едва не обмочившемуся со страха журналисту пройти в комнату.
- Вы кто? - с трудом вместив свою необъёмную тушу в кресло, дрожащим голосом спросил он. - Что вам от меня нужно?
- Кто я такой? - усмехнувшись, сажусь напротив. - Я тот, кто принёс тебе известность. Пьеро. Не признал своего кормильца? Что мне нужно? Сущие пустяки: я хочу знать, кто тебя надоумил написать подобное о моей жене.
Толстяк резко побледнел, сглотнул стекающую на подбородок слюну и прохрипел нечто нечленораздельное. Я всем видом изобразил недоумение и он, попыхтев ещё немного, наконец выдавил:
- Никто. Я писал сам, опираясь исключительно на факты. Разве в моих статьях есть хоть слово, несоответствующее действительности? Укажите и я с удовольствием напишу опровержение.