Я не спеша достал из кармана измятую газету и развернул на нужной странице. Искать долго не пришлось - "жареный" материал был размещён на первой полосе, увенчанный моей фотографией, довольно плохого качества, надо сказать.
- "Итак, сегодня я продолжаю цикл статей об Андрее Тукмачёве, более известном как Пьеро. Садист и беспринципный убийца полностью завладел умами жителей России, которые не только боятся выпускать из дома своих детей, но и сами ходят с оглядкой. Кто знает кого выберет очередной жертвой этот безумец, поставивший убийства на поток? Может быть это буду я, или вы, или ваши родные и близкие? Никто, ни один человек в мире, кроме самого Пьеро, не способен ответить на этот вопрос. Впрочем, я почему-то уверен, что даже он этого не знает, ибо в воспалённом мозгу жажда насилия может зародиться совершенно неожиданно.
Но я отвлёкся. В прошлых моих статьях было рассказано о подробностях многочисленных убийств, совершенных Тукмачёвым. В этой я поведаю вам его грустную историю, которая частично объясняет случившееся. Хочу сразу уточнить: объясняет, а не оправдывает, ибо тому, что он натворил нет и не может быть оправдания".
На этом месте я прервался, чтобы перевести дух, и бросил взгляд на журналиста. Тот сидел уже не бледный - позеленевший, словно едва распустившийся лист. Страшно тебе, паскуда? Ничего, дальше ещё страшнее будет. Особенно, когда наконец поймёшь, что тебя ждёт.
- Пока никаких претензий у меня к тебе нет, - произнёс я. - Нет, ты многое переврал конечно, но ожидать иного от представителя пишущей братии было бы глупо. Да и мне на руку твоя писанина: пусть боятся. Но вот дальше... Ты зашёл слишком далеко в своей лжи.
И, набрав в грудь воздуха, я продолжил чтение:
"До недавнего времени Андрей был ничем непримечательным жителем села, затерянном в необъятной тайге Красноярского края. Он жил обычной жизнью, как и многие другие. Работал в одной частной фирме, занимающейся продажей пиломатериалов. Был женат на девушке, моложе его на девять лет. Был ли это счастливый брак сказать сложно - супруги жили обособленно, стараясь особо не мелькать. Хотя, если судить по тому, что последовало дальше, Тукмачёв любил свою супругу, возможно даже, слишком. Вроде бы все обычно, как у сотен или даже тысяч других, но вот, в один, далеко не прекрасный вечер, Андрей нашёл свою супругу повесившийся. Почему она это сделала, сейчас уже вряд ли кто узнает. По словам односельчан, Жанна, супруга Андрея, была неуравновешенным, склонным к депрессии, человеком. Возможно именно в этом лежит разгадка её поступка. Известный психиатр, который просил не упоминать его имени, в приватном разговоре поведал мне, что такие женщины с рождения несут на себе так называемую "печать суицида" и что Жанна нуждалось в лечении, скорее всего стационарном..."
- Пожалуй хватит, - прервался я. - А теперь поведай мне, друг ситный, откуда ты этот бред раскопал? Кто этот заумный психолог, поставивший очень уж интересный диагноз? И кто рассказал тебе о якобы неуравновешенности и депрессии моей жены? Ну, отвечай!
Журналист мычал, брызгая слюной, отвисшие, словно у бульдога, щеки тряслись, грозя оторваться под собственным весом. Не дождавшись ответа, я встал и, приблизившись, отвесил смачную пощёчину.
- Никто, никто и ничего мне не рассказывал, - размазывая слёзы по лицу, прошептал он. - Я все выдумал: и про её состояние, и про диагноз, которого, скорее всего не существует, и про рассказы односельчан. Черт, да я даже не знаю, где это село находится! Поймите, такой шанс выпадает раз в жизни. Не мог же я упустить возможность заявить о себе! Вот и начал выдумывать. И потом, нормальные люди в петлю не полезут.
Ах ты, сука! Нормальные? Ты, мразь, за это ответишь! Но не сейчас, чуть позже.
- Бери ноутбук!
- Зачем?
- Бери я сказал! Будешь записывать то, что сейчас расскажу. Готов? Тогда начнём.
Жила-была на свете девушка Жанна...
Закончив, я ещё несколько минут молчал, приходя в себя - воспоминания, в которые мне пришлось окунуться, напитали боль новой силой. В груди разгорелось утихшее было пламя, сердце сжало тисками. Бездна вновь начала поглощать меня, затягивая все глубже и глубже во тьму, среди которой есть место страданиям и ничему больше. И внезапно меня охватил страх, нет, всепожирающий ужас, что я обречён до бесконечности оставаться в ней, в этой самой безбрежной бездне. Обречён барахтаться в тщетных попытках выплыть хоть куда-нибудь.
А так ли она страшна? Человечество испокон веков страшилось того, что непонятно, не изведано до конца. Может эта бездна оказаться не юдолью безнадёжности? Почему бы и нет.
- Ты закончил? - спросил я журналиста и, дождавшись утвердительного ответа, продолжил. - Отправляй на "мыло" главному редактору. Сделал? Хорошо, а теперь подиктуй мне его номер телефона. Жажду с ним пообщаться.