Претерпевшие до конца. Том 1

Знать бы! Принесла ведь нелёгкая клопа… Да ещё и про Аглашку спрашивал. Что ему Аглашка? Разбередил только рану. Об Аглашке в доме, как об упокойнице, ни слова не говорили. Что только поделалось с девкой! Ведь ягодка наливная была, ни единой червоточины! И вдруг… Точно бес вселился! Знакомых-то стыдно из-за неё. И её жаль. Ведь ближе с уходом Груши никого не было. Душа в душу жили. Отцова радость была… А тут подменили словно. Или это Тёмкина гибель ей так разум помутила? Горе, конечно, что и говорить. Но разве у ней одной такое? Беда… Не раз порывался поговорить с ней, а не находил сил. На улице повстречать боялся. Не заходила и она, стыдясь своего нынешнего. А тут ковырнул болячку этот мухомор. Что ему Аглашка? И засосало под сердцем от недоброго чувства… Или знал он всё, как есть? И нарочно спросил? И вовсе не с тем ушёл, чтобы в дальнейший путь в ночь пуститься?..

Сползла неслышно с печи рябуха Любаша. Любимица Игнатова. Точно кошка почуяла, что тяжко у отца на сердце. Вскарабкалась на колени, залепетала что-то. Улыбнулся Матвеич, поцеловал дочурку, щекоча щёткой усов:

– Эх ты, рябуха моя, рябуха… – укутал её, прижав к груди, вздохнул. Вот, так же и Аглашку когда-то баюкал. Господи, что-то станет, когда Любушка в её лета войдёт?

Глава 4. Помрачение

Большинство офицеров отбыли в свои части, едва было объявлено о начале войны. И он среди прочих. Об этом Аглая узнала от свёкра. Тот между делом обмолвился, как о мало значащем. За завтраком, жуя краюху ржаного хлеба, присыпанную солью.

– Нонче молодого барина провожают в усадьбе. На фронт отправляется… Дай Бог удачи.

Насилу удержалась Аля, чтобы прямо из-за стола опрометью не выбежать. А руки так задрожали, что всё валилось из них.

– Ты никак, дочка, нездорова? – обеспокоилась свекровь. – Лица на тебе нет!

– Так что-то, матушка… Мне бы на воздух… Сразу и полегчает.

– Ну, поди-поди, вдохни.

На Тёмушку не взглянула Аглая. Без того его тяжёлый взгляд чувствовала, когда из дома выходила. Только всё равно было. Чуть из-за калитки вышла, так и припустилась, себя не помня. Через родное божелесье, спотыкаясь, задыхаясь… Хоть раз бы увидеть ещё! Ведь на фронт едет! Обрывалось сердце от мысли. Может, в последний раз…

Но не привелось увидеть Родиона Николаевича. Лишь взбежав на холм, углядела удаляющуюся в клубах пыли коляску, а в ней три фуражки… Мгновение, и исчезла она за горизонтом. Аглая бессильно повалилась на траву, забилась в конвульсиях, до крови кусая губы. Почему? Почему? Почему всё так?! Боль, которая как будто притупилась в дурмане последних дней, вновь разрывала её ещё беспощаднее, чем раньше.

Когда она возвратилась, муж был дома один. Он сидел за столом и сосредоточенно занимался починкой прохудившегося сапога. Аглая остановилась перед ним, не произнося ни слова. Тёмка, наконец, поднял голову. Аля ожидала, что сейчас последует увесистый удар, но муж не шевельнулся.

– Что стоишь-смотришь? – спросил с досадой. – Я ведь слово дал, что пальцем тебя не трону.

– Нешто не тронешь? Даже если далеко зайду?

– Не доводи до греха. И вот что! Довольно того, что я знаю, какую тебя взял, но никому больше знать об том необязательно. Тем более, моим! Так что впредь будь добра, потрудись хотя бы вести себя, как подобает! – он в сердцах отбросил сапог.

Аглая подняла его, отложила в сторону и, подойдя к Тёмушке, обвила его руками за плечи, оглаживая:

– Прости меня. Это всё пройдёт… Обязательно пройдёт… Ты только потерпи немного, и всё у нас будет хорошо, – зашептала, волнуясь.

Муж податливо обмяк на ласку, притянул к себе Алю:

– Идтить бы надо… Пособить нашим… Я ведь только тебя дождаться задержался. Нехорошо…

Но и не мог противиться уже.

– Чёрт знает, что ты за баба! Присушила ты меня, всю душу забрала.

Должно быть в безудержных, страстных ласках её в те дни находил Тёмка не без гордости проявление любви к себе, внутренне праздновал победу и тешил самолюбие: не сравниться с ним всяким там барчукам. Скоро и не вспомнит его! А Аля просто искала забвения. Дурмана искала, отшибающего память и чувство.

Может, оно и притёрлось бы, склеилось. Да только следом за Родионом и Тёмушка покинул Глинское, будучи наряду с другими призван на воинскую службу. Провожая его, искренне горевала Аглая, но боли, утраты сердце не чувствовало. Не обрывалось от мысли, что, может быть, последний раз видит она кормильца…

А раз-то был и впрямь последним. Тёмушка погиб в первом же своём бою. Погиб, не зная, что жена в его отсутствие пала ещё ниже…

Оставшись без мужа, она не находила себе места. Что-то беспощадно злое и тёмное терзало и мутило её душу. Что-то замкнулось в ней, что-то, что осветляло прежде. И неудержимо рвалось наружу разбуженное тёмное, гася сознание.