Претерпевшие до конца. Том 1

Она, учительская жена, уважаемый на селе человек, сама праведность – и в её-то дом не погнушалась прийти! Да ведь ей бы в помощи никто не отказал! В усадьбу бы вместе с детьми взяли – барыня бы сама ходить стала. Для чего же – сюда?..

– Знаю, Аленький. Ты же у моего Алёши училась… Как же мне не знать, какая ты? Поэтому и пришла к тебе. Помощи просить. Прости, что утруждаю…

Не помешалась ли она, часом? Нет, ясно смотрела. Спокойно. Аглая всхлипнула, закусила губу:

– Да ведь вам вся деревня пальцем вслед показывать будет! Косточки ваши белые перемывать! Из-за меня!

– Стало быть, отказываешь? Что ж, прости, что потревожила, – Софья шагнула с крыльца, но Аглая схватила её за руку:

– Я сейчас приберусь и к вам приду. И всё, что скажете, для вас сделаю!

– Спасибо! – Софья троекратно поцеловала её и побрела к своему дому.

С того дня Аля стала жить на два дома. Больше времени, впрочем, проводила она теперь у Софьи, возясь с малышами, хлопоча по хозяйству. Лукерьина же изба встречала разочарованных гостей амбарным замком и закрытыми ставнями.

В деревне, действительно, недоумевали, зачем учительская жена поселила у себя в хожалках подлую. Шептали злые бабьи языки:

– Вот, муженёк с фронту явится, так поймёт, юродиха, кого на груди пригрела!

– Полно молоть! Учитель человек порядочный!

– Да хоть какой бы ни был! Жена в землю глядит, а в дому этакая краля хозяйствует! Тут и святой соблазнится!

Любая сплетня приедается. Приелась и эта. Свыкся мир с тем, что подлая Аглая у Софьи в хожалках подвизается. Даже и сочувствие пробиваться начало в иных сердобольных:

– Глядь, за ум баба взялась. Может, просто умом повредилась тогда после Тёмкиной смерти?

– Бедовая…

Меж тем, и Софья как будто оживала вновь. Отлежалась маленько, отдохнула от непосильных при её слабом здоровье трудов. Уже меньше времени проводила у неё Аглая, хотя и заходила всякий день проведать да поиграть с ребятишками. Прежде, когда у отца жила, с младшими детьми возилась как-то без радости, надоедали сорванцы подчас. А теперь тосковалось по ним…

Из Москвы весть дошла: обвенчался там Родион Николаевич с красавицей Ксенией Клеменс, дочерью соседа-помещика. В Глинское не поехал по причине краткости полученного из действующей армии отпуска. Сюда новоиспечённая барыня приехала уже одна. Аля видела её мельком. Не лгали люди, когда говорили, что красавица… И хотя сама желала Родиону счастья с другой и скорейшего забвения о себе, а весть о его свадьбе ожгла пребольно. Представляла себе снова и снова их двоих в церкви, как обводит их священник вокруг аналоя, как он обнимает её… Изводила себе душу этими видениями и ничем не могла отогнать их. Снова металась и не находила себе места.

В ту пору преставился скоропостижно дядька Григорий, и решила Аля пойти в соседнюю деревню, проводить его. И боялась идти из-за неизбежной встречи с родными, но и не идти невозможным казалось. С дядькой у неё всегда были самые добрые отношения. Утром, одевшись потеплее, пошла по хрусткому, ещё неутоптанному после ночного снегопада насту. Вроде и идти недалече, а по сугробам, да в тулупе и валенках – мигом из сил выбиваешься. Неожиданно окликнул сочный голос:

– Далеко ли собралась, красавица?

И в тот же миг остановились рядом маленькие, лёгкие саночки, запряжённые мускулистым, разгорячённым конём гнедой масти. В саночках стоял, натягивая вожжи, брат барыни, Юрий Алексеевич. Был он одет в гусарский мундир и долгополую дорогую шубу нараспашку. Улыбался белозубо, поблёскивая синеватыми задористыми глазами. И, кажется, как и конь его, готов был хоть теперь мчаться по любым яругам, вслед за алой зарёй…

– Недалече. В Балашово, – отозвалась Аглая, невольно любуясь и конём, и саночками, и возницей.

– Гляжу, запыхалась ты совсем. Садись в сани – домчу с ветерком!

– Не стоит, дойду и так – не привыкать.

– Али брезгуете моим экипажем? – рассмеялся Юрий Алексеевич. – Садись-садись. Или я на разбойника похож?

Подумала Аля и легко вспорхнула в предложенный «экипаж». Садиться не стала, а лишь ухватила крепче под руку гусара:

– Только уж вы шибче гоните, Юрий Алексеевич! С ветерком – как обещали! Чтобы только ветер один, и ничего больше!

Снова рассмеялся зычно гусар:

– Ну, тогда крепче держись, раз отважная! Этот конёк птиц быстрее!

Свистнула плеть, сорвались с места саночки. Да так быстро, что захватило дух. Всё слилось в глазах в одну снежную кутерьму, в которой ничего нельзя было разобрать. И от этого стремительного бега-полёта переполнял душу восторг.

Наконец, остановились на лесной дороге. Ещё больше разрумянился от морозного ветра возница, но шубы не запахивал – нипочём ему, знать, холод был.

– Что, не напугалась, красавица?

– Нисколько! – возбуждённо ответила Аглая, точно захмелевшая от поездки.

– Прекрасно! Тебе всё-таки очень нужно в Балашово?

Нужно, конечно… Хотя совсем не хочется… А, может, и вовсе не нужно? Только косые взгляды ловить. Пожалуй, скажут ещё, как посмела явиться – на позор семье. Ещё и прогонит тётка.

– Нет… Пожалуй, не нужно…

– Тогда, может, покатаемся ещё?

– Только шибче гоните! Чтобы я всё-всё позабыла!