Евроремонт сегодня – такой трюизм, что ругать его тоже стало общим местом. Тем не менее я очень не люблю евроремонт. Люди, которые делают евроремонт, лишают свои квартиры индивидуальности. Все ломают стенки, все переносят кухню, у всех стоят джакузи, вытяжка, посудомоечная машина – одно и то же, одно и то же. Можно заблудиться, как в «Иронии судьбы». А моя квартира – она живая. Она как мастерская. Мне квартира нужна только для работы. Я здесь могу в любое время включить музыку (я сам делаю музыкальное оформление для моих спектаклей). Могу ночью встать, зажечь лампу и что-то записать или заварить чай и ходить с чашкой, придумывая что-то для постановки. Мне очень важно, чтобы квартира мне не мешала работать, чтобы у меня было ощущение воздуха, света, то есть такой итальянский вариант, антониониевский. У Антониони во всех фильмах интерьеры белые, потому что любой цвет на белой стене становится знаковым. Я люблю антиквариат, у меня очень много фамильных вещей, а на белом фоне они все – от старых часов до гравюр – «играют», приобретают объем, так сказать, эмоциональную тень. Я не хотел ровных фактур, поэтому все поверхности – стены, потолки, рамы, трубы в туалете – покрыты белой краской с наполнителями. Создается ощущение белого камня. К тому же это совершенно натуральный продукт, который отлично дышит.
Квартира хороша еще тем, что она холодная. После театральных страстей, света софитов, пыли хочется холода, воздуха, пространства. Кроме того, сейчас уже доказано, что человек должен стремиться к «режиму рыб»: меньше дергаться, меньше дышать, т. е. жить в холоде. Существует даже режим экономного дыхания. Вообще, мы очень много и неправильно дышим и поэтому вдыхаем много всякой дряни. Чем экономнее, мельче и реже дыхание, тем лучше. Надо ходить по квартире босиком, одеваться легко, умываться только холодной водой и желательно спать, выключив батареи.
Иконы бывают намоленные и ненамоленные: ненамоленная не приносит столько тепла и не так значима, как та, которая впитала энергетику многих поколений. Точно так же для меня очень важна энергетика старинной мебели. Важно, чтобы была вещь, которая уже «работала». Мой стол с зеленым сукном, кресло антикварное – это как путешествие во времени. Вообще-то, у меня есть некоторое ощущение, что будто бы ошибся временем. Я вообще люблю антиквариат, я сибарит по натуре, но активный, некоторым даже кажется, что бешено активный, жадный, потому что много ставлю… Так вот, мне легче придумать спектакль, когда я сам живу в атмосфере этой самой истории. На столе у меня старинная лампа с зеленым абажуром, какие сто лет назад стояли в присутственных местах, а в спальне, например, лампа пушкинской поры – точно такая же у Александра Сергеевича стояла в кабинете. Еще люблю Серебряный век и, в частности, стиль модерн, все люстры у меня – это модерн.
Мое любимое занятие – раскопки в собственной квартире. Залезая иногда в свой архив, с удивлением обнаруживаю там бездну новой информации. Не говоря уже о том, что периодически надо делать и ревизию своему книжному богатству. Это необходимо, чтобы книжки дышали… Друзья, кстати, злобствуют, что Житинкин читает только предисловия. Вот уж неправда!..
Я рано научился читать и не знал запретов. Может быть, поэтому я чувствую себя свободным, что для меня нет запретных тем. Моя литература – все, что имеет отношение к потоку сознания: это и Пруст, и Джойс, и Музиль и, конечно, Селин… То же в драматургии – я люблю, например, Стоппарда и Пинтера, которых еще не ставил, но когда-нибудь обязательно поставлю. Латиноамериканское фэнтези – Кортасар, Борхес, Бьой Касарес. Не люблю Маркеса: для меня он, как ни странно, в этом ряду банален. Из американской литературы люблю Натанаэла Уэста – его тоже мало кто знает, а это человек, равный по дарованию Фицджеральду. Он разбился в автомобильной катастрофе, возвращаясь с похорон Фицджеральда…
Я обожаю путешествовать в этих мистических лабиринтах судеб ушедших уже людей, потому что и сам кое-что пишу. У меня есть «Крохотный роман из длиннот», который раздерган на кусочки в разных журналах, вышла книжечка стихов «99» и следующая выходит – «111»…
Касаткина
Когда Людмила Ивановна звонила мне, я просто таял… Я был очарован ее уникальным голосом – молодым, несмотря на Люсин восьмой десяток. Иногда мы разговаривали долго, и тогда она рассказывала что-то о своей жизни. Что-то такое, о чем вообще никто не знал. Например, о своих отношениях с Высоцким. Касаткина и Высоцкий – странное сочетание, эти два имени никто и никогда не ставил рядом. А между тем Люся заметила его еще в молодости, когда мало кто догадывался, какого уровня звездой ему предстоит стать. И она же была первым слушателем многих его песен. А потом, когда началась «Таганка», Касаткина не пропускала ни одной его премьеры.
Иногда ей приходилось специально для этого лететь на один день в Москву со съемок. Высоцкий ей очень нравился и как актер, и как мужчина… Если уж совсем начистоту, Люся была в него много лет влюблена.