В Театре Российской (тогда еще – Советской) армии Касаткина стала примой далеко не сразу. В 1947 году ее, вчерашнюю выпускницу ГИТИСа, пригласил туда Колосов, еще ходивший в женихах (ему ведь долго пришлось Люсю обхаживать). Он сам недавно устроился в этот театр, где блистали Зельдин, Добржанская, чуть позже – молодой Шакуров. Люся стала советоваться со своим педагогом и услышала: «Ты такая маленькая, потеряешься на их огромной сцене». Сцена там действительно как футбольное поле! Ее строили с расчетом, чтобы танк мог въехать. И в одном спектакле на сцене возвели бункер Гитлера в натуральную величину. В общем, Люся предложение Колосова принять не спешила – она хотела в «Сатиру», куда ее не взяли. В другом театре ей предложили бессловесную роль повешенной. Сказали: «Личиком не вышла, не героиня. Но нам сейчас нужна актриса с красивыми ногами – чтобы висела, а ноги были видны».
Касаткина не была красавицей и знала это. Чуть позже комплексов ей добавил оператор, снимавший ее пробы на роль младшей сестры в фильме Хейфица «Большая семья», сказав: «Я не могу вместить в кадр ее лицо! Не влезает!» С тех пор Люся боялась крупных планов. Ну да, у нее было широкоскулое лицо. Еще ее беспокоил очень маленький рост, 159 сантиметров, при не хрупкой, так скажем, фигуре. Из-за этого она с юности приучила себя к огромным каблукам, просто изуродовала под них ногу – так, что даже дома не могла ходить в тапочках. Кстати, переживать из-за роста она перестала, когда ей кто-то сказал, что Венера Милосская вообще 155 сантиметров. «А я на четыре сантиметра выше!» – радовалась Люся…
На показе в Театре армии тоже не все были за нее. Некоторые говорили: «Это же ребенок, товарищи! Зачем она нам?» Но театр-то военный, и начальствовал над ним генерал по фамилии Паша. И он сказал: «Вот у нас на балу в спектакле “Давным-давно” среди дам одни старухи! И мы их называем “барышнями”. А у Касаткиной хотя бы юное личико. Надо брать». Это была знаменитая постановка «Давным-давно», в которой Шурочку Азарову играла Добржанская. Люсю туда ввели в массовку, и она была счастлива. Потом играла в разных «нужных» советских спектаклях молодых бессловесных героинь, как-то играла узбечку: ей надевали черный парик, делали смуглое лицо. Первая заметная ее роль – Марья Антоновна в «Ревизоре». Ну а потом уже и «Укрощение строптивой» случилось, после которого все признали ее актерский талант. Правда, как раз в этот момент ее чуть не уволили из театра – из-за неблагонадежных родственников.
У Люси младший брат сидел – ему дали десять лет за воровство. Она не отрекалась от брата, ездила с мамой в колонию, но по понятной причине не распространялась об этом. Такие вещи при поступлении в театр нужно было указывать в анкете. Касаткина не указала, графу «есть ли родственники, отбывающие наказание в местах лишения свободы» просто пропустила. Но кто-то узнал. Времена-то сталинские – такие вещи строго преследовались. Было устроено собрание: «Касаткина укрывает брата-уголовника! Позор, надо увольнять!» Ее спас главный режиссер Попов: «Товарищи, ну не стала же она хуже играть оттого, что ее брат сидит! И потом, что значит “укрывает”? Он уже давно пойман и осужден».
И ведь это в театре еще не докопались до главного «компромата» – что у Людмилы Ивановны отец был раскулачен. В 1928 году, лишившись хозяйства, Касаткины не стали дожидаться, когда их самих сошлют в Сибирь, успели сбежать в Москву. Первые годы они здесь буквально нищенствовали, скитались по знакомым, пока не получили комнату в подвале с маленьким окошком. Потом выяснилось, что в этой комнате у князей, которым раньше принадлежал особняк, была «хламная», то есть там держали разные ненужные вещи и мусор. Понятно, что в Люсиной семье советскую власть недолюбливали. И сама она, повзрослев, ни под каким видом не хотела вступать в партию. Прямо не отказывалась, но всякий раз находила предлог: «Сейчас я рожу, а потом вступлю», «Сейчас в фильме снимусь, а потом вступлю!». Так и дотянула до 90-х.
Но все же в конечном счете от переезда в Москву Люся безусловно выиграла. Среди Касаткиных было много творчески одаренных людей. Например, у отца Люси это выражалось в том, что он хорошо пел и играл на балалайке. А Люсин дед еще до революции уехал в Москву, служил кучером у адвоката и в свободное время посещал любительский драмкружок. Ну а Люсю больше всего привлекал балет. И она поступила на хореографическое отделение Московской оперной студии имени Шацкого. С ее удивительной пластикой ее охотно взяли. Но в 15 лет от вечного недоедания у нее началось малокровие, пошли обмороки. И из студии Люсю исключили. Врачи вообще посоветовали ей побольше лежать и ни в коем случае не простужаться. Но тут она увидела, как дворовые пацаны играют в хоккей. Тогда эта игра в СССР только входила в моду. И Люся пошла, познакомилась с ними, и ее взяли в дворовую команду. Она стала играть в хоккей, обливаться холодной водой и укрепила организм.