Приключения режиссера

Мы не ожидали, что на спектакль пожалует посол Германии. Конечно, он прекрасно знал, что за текст произносил Сергей. После спектакля зашел к артисту в гримерную, заговорил по-немецки, поскольку был уверен, что Сережа знает язык.

Посол спросил, как нам пришло в голову использовать «Майн кампф» Гитлера, таким образом завершив роман Томаса Манна, и поставить точку в борьбе писателя с нацизмом. Он ведь, покинув Германию в начале тридцатых, когда на площадях сжигали его книги, так и не вернулся на родину. Я ответил, что все это напрашивалось, тем более что нацизм не имеет национальности. Посол сказал: «Согласен, я даже рекомендовал сотрудникам посмотреть спектакль. Это международная проблема, и вы молодцы, что не привязываете ее к Германии».

Безруков играл «Феликса Круля» до ухода из театра. Когда покидал «Табакерку», ему было грустно, что его заменят. Сказал Олегу Павловичу:

– Не хочу, чтобы кто-то ввелся на мою роль. Я сыграл более двухсот спектаклей и каждый раз вынимал из себя душу, я заслужил этот орден. Забираю!..

Табаков не возражал:

– Конечно! Жаль, что не могу дать тебе настоящий орден.

Не знаю другого актера, который так ответственно относился бы к роли. Безруков никогда не отменял спектакли, играл даже с высокой температурой. Как-то на гастролях в Туапсе Сергей, зацепившись на сцене за стеклянный подиум, упал и рассек ногу, но поскольку у нас в спектакле льется кровь, зритель подумал, что так и задумано. За кулисами Безруков упал в обморок, срочно вызвали скорую. Врачи над ним поколдовали, и Сережа отправился доигрывать спектакль. Я предлагал: «Давайте остановим». Ничего подобного! Доиграл на обезболивающих уколах, потом уже поехал в больницу зашивать рану.

Сергей приезжал перед спектаклем раньше всех, проверял реквизит, работу монтировщиков, однажды на сцене заметил торчавший гвоздь и устроил скандал. И я его понимаю: это ведь ему падать на пол, тем более после того страшного случая на гастролях.

Безруков всегда был жадным до работы. Лишь недавно научился говорить «нет».

Раньше его даже Табаков журил: «Серега, ты разбрасываешься». Я спорил с Олегом Павловичем: «Пусть пробует и то, и это и сам снимет фильм как режиссер».

Видел, как расстроился Табаков, когда Сергей покинул театр. Сказал тогда мэтру: «Ваши птенцы вылетают из гнезда, но это же замечательно! Для Безрукова открываются новые возможности». И Табаков согласился. Женя Миронов, Володя Машков уходили из «Табакерки», тоже расстраивая мастера, но в этом философия театра…

Многие худруки, тем более директора, живут одним днем. Да, время сложное, но в «Табакерке» мэтры постоянно передавали роли в хороших спектаклях талантливой молодежи. Табаков постоянно интересовался: «Кто нам дышит в спину? Кого могу ввести на роль Безрукова, Заворотнюк?» Преемственность, новая кровь очень важны. Я не удивился, когда Сережа Безруков стал самым молодым лауреатом Госпремии. Знал, что в комитете по премиям сидел Олег Павлович. Мы с ним как-то беседовали, и я спросил:

– А не снесет ли Безрукову крышу?

– Нет, этому парню не снесет.

И народным артистом Сережа стал абсолютно заслуженно. Помню, как после каждого появления Безрукова сцену заваливали охапками цветов. Сергей выходил из театра, открывал багажник машины и грузил туда букеты – они не помещались в салоне…

Аросева

«Что вы там делаете с Аросевой? Вы вообще репетируете? Почему так тихо?» – как-то спросил меня Александр Ширвиндт, идя по коридору. Ничего необычного в этом вопросе не было. Ведь когда Аросева появлялась в театре, слышно было сразу. Шумная, яркая, энергичная, она не могла просто сидеть и ждать начала репетиции. Без анекдотов и веселых историй не обходилось и пяти минут. За это ее обожали гримеры, костюмеры и женщины с вахты. Обычно Ольга Александровна заходила в театр с объемными сумками, которые за ней нес водитель. Прямо-таки хозяйственными! Я удивлялся: что она там приносит? Оказалось, она многим сослуживцам – и актерам, и сотрудникам дирекции – привозила свои разносолы. Варенья, соленья, пироги.

Высшим пилотажем было сделанное собственноручно вино. У нее хранились свои, испробованные несколькими поколениями рецепты еще XIX века. И вообще, она все делала вкусно. Готовила вкусно, играла вкусно, так же и жила!..

Но не могу сказать, что в театре ее все обожали, – некоторые Ольгу Александровну побаивались. Когда я взялся ставить с Аросевой спектакль «Идеальное убийство», меня директор театра предупредил: «Будь осторожен! Не надо идти у нее на поводу». Оказалось, многие режиссеры в «Сатире» не могли с ней справиться – она их подавляла. А потом обвиняла в «некомпетентности», и постановка закрывалась. Я подумал: «Ну вот еще, я с Гурченко работал, с Быстрицкой. Я – режиссер! Я решаю…» Но искры полетели на первых же репетициях… Во-первых, выяснилось, что она, по цирковой привычке, «учит текст ногами». То есть запоминает свои реплики через движение, расставляя ритмические акценты. Обсуждение роли, так называемый «застольный период», у нас очень быстро закончился словами Ольги Александровны: «Мне скучно!»