Приключения режиссера

Я сижу в зале за режиссерским пультом и чувствую, как на меня накатывается какая-то энергетическая волна, прямо так – вжих! Это она вошла в кулису… Села там, схватилась за сердце, попросила воды. Говорит: «Я всю жизнь отдала этому театру, все свое здоровье я отдала этим подмосткам. У меня ничего нет, кроме этого театра. А меня забыли…» К актрисе подбежала помреж и стала ей объяснять, что это какой-то забракованный вариант календаря. Что есть другая партия, одобренная Юрием Мефодиевичем, и там ее портрет. Как потом оказалось, это была правда. Позже ей действительно вручили замечательный большой календарь, где на всю страницу был ее портрет, текст с перечислением всех ее заслуг и регалий. Но дорога ложка к обеду…

В тот вечер она ушла с репетиции, и больше я ее не видел. Элина Авраамовна накрутила себя и заявила, что берет академический отпуск: «Пусть попробуют играть без меня!» А у нее в театре было четыре работы – в «Горе от ума», «На всякого мудреца довольно простоты», мой «Любовный круг» и будущая премьера «Пиковой дамы». Неплохо для актрисы в таком возрасте! Но Быстрицкая в один момент все бросила.

Я пытался Элину Авраамовну образумить. Предлагал отказаться только от старых спектаклей и хотя бы выпустить премьеру «Пиковой дамы». Она рассудила справедливо: «Нет! Или все, или ничего. Я не хочу ссорить между собой режиссеров, у одного играю, у другого – нет. Я откажусь от всего». Правда, попыталась меня успокоить: «Вы не волнуйтесь, это просто академический отпуск. Я через год абсолютно точно выйду на сцену…». Как я потом понял, Элина Авраамовна, видимо, ждала, что я на год отложу премьеру спектакля. Но времена были уже не советские, в кассах продавались билеты на спектакль, причем на Быстрицкую. Отменить ничего было нельзя. Мне пришлось срочно решать вопрос с заменой актрисы. Я понимал, что нужна персона, равнозначная по величине. И вдруг вспомнил, что как-то на «Любовный круг» приходила Вера Васильева, выходила на сцену с цветами, они с Быстрицкой обнялись…

Оказалось, после совместной радиопостановки, где актрисы играли двух матерей, они тепло общались. Для Быстрицкой это крайне редкий случай… Я пошел к Соломину, предложил Васильеву и сразу предупредил: «Я знаю, что Малый театр никогда не приглашает артистов на одну роль, только в штат. Но Вера Кузьминична никогда не уйдет из Театра сатиры, она там 70 лет. Сделайте для нее исключение! Ведь это единственная артистка, к которой Быстрицкая относится тепло, и скандала по поводу ее ввода не будет…»

Но зависело-то все от слова Быстрицкой! Я понял, что должен быть в открытой позиции, честным, никаких хитростей. Звоню, говорю: «Элина Авраамовна, я, конечно, в шоке… Вы не изменили свое решение?» – «Андрей, я своих решений не меняю». Это было в ее характере: дав слово, даже опрометчивое, сказанное на эмоциях, она уже не могла взять его назад… Тогда я сказал: «Вы прекрасно понимаете, что театр – это производство, премьеру играть придется… У меня к вам просьба: вы можете позвонить Вере Васильевой, которую я хочу пригласить на эту роль, и попросить помочь? Иначе она не согласится…» Быстрицкая помолчала и просто сказала: «Да… Но только костюмы чтоб мои висели, не отдавать!» И эти костюмы ждали Элину Авраамовну семь лет, они до сих пор висят в ее гримерке…

Почему же Быстрицкая не вернулась в театр? Тут нужно сказать о ее неожиданном для меня увлечении: пении. Согласитесь, для 82-летней актрисы это неожиданный поворот… Я сначала не понял, почему Быстрицкая звонит мне и просит послушать, как она поет. Она овладела компьютером, сама вставляла в него флешку с минусовкой, включала и пела под музыку. И я слушал ее пение по телефону, порой 40 минут, час… Она, я так понимаю, заодно и репетировала. Первый раз я обалдел… А потом подумал: «Пусть лучше поет, чем совсем потеряет интерес к творчеству, к жизни». В беседах с ней я старался заводить разговор о будущих театральных работах. Все время убеждал: «Это ошибка, что вы совсем не появляетесь в театре…»

Но концертная деятельность, которую она поставила на широкую ногу, отнимала все ее время. В конце концов в отделе кадров театра ей сказали, что год «академического отпуска» прошел.

Ей показалось, что на нее специально давят, чтобы вынудить уволиться. Я убедил ее, что этого и в мыслях ни у кого нет, и добавил: «Вы должны вернуться в театр!»