Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Не согласна я с Вами, что все нации в упадок приходят по той причине, что люди людьми остаются во все времена. Верно другое: если адвокаты, прокуроры, люди, ни опытности, ни осторожности не имеющие и негодные, нацию электризуют и возбуждают, они ее губят. Из всего этого, а равно из других сведений, какие до меня в последнее время дошли, вывожу я, что для того чтобы на этом свете что-то доброе совершать, надобно для начала доброе сердце и здравый ум завести, а без этого ничего толкового сделать невозможно и, как говорится, у кого ноги гнилы, тем и танцы немилы. О волшебных фонарях варшавских не скажу ни слова. В Варшаве многие требуют во весь голос иезуитов, коих, Вы, кажется, цените высоко. Говорила частенько о них моему великому и дорогому другу графу Фалькенштейну, о коем вечно сожалеть буду, что я эту породу в целости сохраняю, чтобы когда возникнет в них нужда, имела я удовольствие их бесплатно римско-католическим странам возвратить. Заметьте, что король прусский их предлагал по дукату за штуку. Вы, должно быть, полагаете, что мне еще больше радости доставляет, чем господину Фрипору[844]

, зрелище людей дерущихся, ведь Вы всем советуете в атаку идти, а он лишь полагал, что тех, кто хочет в рукопашную схватиться, разнимать не следует. По сей день, благодарение Богу, никто Вашим советам не последовал. Когда бы все, о чем Вы говорите, сбылось, думаю, от сего карамболя не осталось бы у меня ни времени, ни желания для бильярда эрмитажного; в Эрмитаже этой зимой танцевали от души, как Вам, должно быть, кузен Ваш Штаремберг рассказывал, представляли спектакли до и после ужина, а порой после ужина в маскарад ездили, под тем предлогом, что надобно Александра и Константина позабавить, все счастливы были там оказаться, и я первая, и каждый старался себе маску выдумать самую лучшую. Попробуйте же сказать, что обер-шталмейстер неправ, когда доказывает на свой манер и своей галиматьей физико-комической, что веселость есть наилучший способ разбудить то, что Вы душой называете, тогда как все серьезное, печальное и, главное, однообразное душу леденит. Не странно ли, что я Вам про однообразие толкую! Но я еще и о другом думаю: кажется мне, должны бы Академии присудить премию тому, кто лучше всех ответит на вопрос, во что Честь и храбрость

, синонимы драгоценные (я на сем настаиваю) для слуха героического, превращаются в уме деятельного гражданина

под властью правительства до такой степени подозрительного и ревнивого, что оно все знаки отличия отменяет, хотя сама природа дала человеку умному превосходство над глупцом, а отвага основывается на ощущении силы телесной или умственной. Другую премию присудила бы за ответ на другой вопрос: Есть ли нужда в чести и храбрости?

а если есть, следственно, не стоит соревновательность отменять и на нее натравливать вечного ее неприятеля — равенство. Кажется, слышу уже, как господин Ваш сын кричит: нет, нет, нет и не будет никакого равенства! Оно противно природе, я это доказал и докажу еще не однажды всякий раз, когда случай представится, два креста на груди моей и мое ранение тому залогом, сам отец мой с удовольствием эти знаки отличия на моей груди размещал живописным образом по примеру того князя, какой их носил и какому Иосиф II пророчил, что еще не одного ордена он удостоится. То же и со мною случится, будьте уверены. Крысы сожрали все грамоты Александра и Цезаря, но не деяния их, которые все мы наизусть знаем. Что же до алчности котов нашего времени, не знаю, чем она по сей день увенчалась… во всяком случае, ни одной мыши эти коты не поймали. Я из сочинений покойного прусского короля только семнадцать страниц прочла, а после, не знаю почему, книгу закрыла и больше уж не открывала.