У меня небольшая комната с красивым видом, в ней я и пишу, и нахожусь постоянно с моей дочерью, намного умнее меня, если только мне не откажут в уме, доброй, простой и прелестной, как ангел. Ее вид приносит мне отдохновение, ее любовь и любовь лучшей из матерей[1101]
, истинного ангела, придают моей жизни то сладостное очарование, которого не могут дать никакие блистательные светские утехи, моя матушка — идеал доброты, совершенство, у меня к ней романическая любовь, вот почему я нахожусь в этой нероманической стране, где, впрочем, и приобретаю полезный опыт. Он заключается в том, что богатство способствует только скуке и заставляет делать глупости человека глупого и безнравственного. Мне сказали, что умные люди есть в Петербурге. Я верю этому, как сонным грезам: почитаемые мною друзья поведали мне о весьма необычных видениях. Я знакома почти со всеми так называемыми выдающимися русскими, среди них немногие произвели на меня впечатление, и всё потому, что им не хватает души, эти люди полагают, что избежали страстей, но это страсти нас избегают.О Париж, мой дорогой Париж, когда увижу тебя вновь, и твое небо, и моих друзей? Вообразите домик на шоссе д’Антен, утопающий в цветах, а в домике женщину простую, скорее добрую, вполне склонную страстно любить то, что должно любить; представьте себе эту женщину, которая со всей ее живостью охвачена восторгом от стихов де Лиля[1102]
, внимает ему, тихонько повторяет их, или в сладкой неге вдыхает аромат цветов в обществе своих старых друзей, певца Виргинии и Поля[1103], славного Дюсиса, которая искусно находит место в лунном свете испанцу Кастро[1104], музыкальному чародею с гитарой, стонавшей и погружавшей в безумные мечты; представьте ее старых друзей и ее саму, вовсе не прогуливающуюся в амазонке.Представьте Мишо[1105]
, очаровательного писателя, Сегюра[1106] и Файоля[1107], приходивших читать ей свои стихи, Гара[1108], игравшего ей свои композиции, Плантада[1109], сочинявшего ей бессмертные романсы, Дюшенуа[1110], декламировавшей перед ней и просившей у нее совета, и величавого Тальма, в грозовой день заставлявшего ее слушать с трепетом о злодеяниях Макбета. Тальма, то мрачного от ярости, то, как Отелло, снедаемого ревностью, то вместе с Расином угасающего от меланхолии и сочетающего свои искусные интонации со звуками далекой гармоники.Добавьте к этому всеобщее возбуждение столь любезного народа, во всех газетах посвященные мне стихи[1111]
, любящих друзей, загородные прогулки с самыми любезными парижанами, во время коих мое воображение по очереди рисовало им Италию и холодные берега Балтики. Вот Шатобриан приходит читать своего «Рене»[1112] и беспрерывно открывает мне источники вдохновения в своем гении[1113], превосходный Камиль Жордан[1114] и его друг, великий метафизик[1115], влекут меня на лекции, вот меня зовет музей[1116], искусства наполняют мою жизнь очарованием, а легкое тщеславие ее приятно будоражит.Меня окружали художники, поэты пели для меня, скажите, принц, как не любить такую милую, вполне обычную жизнь, при том что у Вас достаточное состояние, чтобы наслаждаться жизнью, но не достаточное, чтобы впадать в искушение и делать глупости, у Вас повсюду влияние, которое служило мне лишь затем, чтобы служить другим, отворять и двери храма, и кабинеты министра полиции, говорить обо всем и бояться только Бога, и украшать все тем благим очарованием, той поэзией жизни и вечной молодостью, каковые могут даровать лишь подлинное, тихое благочестие, страстная любовь к природе, сердечные привязанности и природа: остановимся на этом, вот у меня кончилась бумага, пишите мне, прошу Вас, любите меня немного, я Вас премного люблю.
Б[аронесса] Крюд[енер].
Если Вы будете писать госпоже Вертами[1117]
, передайте, прошу Вас, что я ее нежно люблю, помогите Робертсону в его предприятиях, любезный принц.Мой адрес: Госпоже де Крюденер, урожденной Фитингоф, в Ригу.
Юлия Крюденер принцу де Линю, Вюртемберг [6 мая 1809 г.?][1118]