Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Князь Александр Борисович Куракин (1752–1818)

Масон (1773), камер-юнкер (1775). Друг великого князя Павла Петровича, он сопровождал его в путешествии в Европу в 1781–1782 гг., после чего впал в немилость у императрицы и удалился жить в свои поместья. После воцарения Павла I стал действительным тайным советником (1797), вице-канцлером (1796–1798), членом Российской академии (1798). Александр I вновь назначил его вице-канцлером (1801–1802), сенатором и членом Государственного совета (1803–1814), послом в Вене (1806–1808) и Париже (1808–1812).

А. Б. Куракин принцу де Линю, Санкт-Петербург, 3(14) июля 1798 г.[1136]

Любезный принц,

Я получил письмо, которое Ваша Светлость соблаговолила написать мне 15‐го числа прошлого месяца, и мне весьма отрадно видеть, что Вы воздали должное чувствам, которые я питаю к Вам, и не сомневаетесь в моей готовности оказать услугу, о которой Вы меня просите. Я показал императору письмо, которое Вы прислали мне для Его Величества, и вследствие благорасположения, которое он соизволил сохранить к Вам и в подтверждение которому Вы получите ответ с сегодняшним курьером, Он повелел собрать сведения касательно дела, о котором идет речь в Вашем письме. Я почитаю себя счастливым, что могу объявить Вам столь приятную новость и исполнил данное мне от Вас поручение столь удовлетворительным способом. Ничто не смогло бы доставить мне более явственного удовольствия, чем возможность сделать для Вас одолжение и засвидетельствовать живой интерес, который я никогда не переставал испытывать к Вам. И также никто не горевал сильнее меня об ощутимом ущербе, который нанесла Вашим владениям в Брабанте французская революция. Надобны все запасы Вашего остроумия и философского отношения, которые Вы столь часто выказывали, дабы подать мне надежду, что превратности судьбы не смогут повлиять на неистощимую веселость и постоянную любезность, придающие очарование Вашему обществу. Довольно однажды испытать их, дабы никогда не забывать, и я в глубине сердца храню о них столь приятное воспоминание, что ни время, ни разлука не смогут стереть их из моей памяти.

Я распоряжусь раздобыть необходимые сведения относительно векселя, уплаты по которому Вы требуете. Дом Мишеля[1137] уже давно не существует; я разузнаю, в чьих руках остались бумаги о его ликвидации. Меж тем должен Вас предупредить, что барон Беервиц[1138] не состоит более на нашей службе.

Примите, любезный принц, новые заверения в глубочайшем почтении, с которым я пребываю, любезный принц, нижайшим и преданнейшим слугой Вашей Светлости

князь Александр Куракин.

P. S. Соблаговолите выразить мое почтение госпожам принцессам Лихтенштейнским, вдовам господ Франца и Карла[1139].

Санкт-Петербург, 3(14) июля 1798 года

Принц де Линь А. Б. Куракину, 5 сентября 1802 г.[1140]

Поскольку я люблю свиней, любезнейший князь Куракин, даже больше, чем арденнских овец, то благодарю Вас за них. Однако кого разумеете Вы под титулами герцога Аренберга, графа де Ламарка[1141]? Знаете ли Вы, что это одно и то же? Я же удовольствуюсь и Дюльменом[1142], который, как меня официально уведомляют, принадлежит мне одному и который будет всякий день давать мне кусок ветчины, ведь чины не съешь. Стольник, столь никудышный, что и порезать ее не сможет, будет добрый и любимый мною адресат Шарль Бонне[1143]. Вот уж воистину графство ветчины, ведь чины могут помочь маркизу, что носит то же имя, заявить на него свои права.

Не кажется ли Вам, что французы живут во втором этаже, священники — в первом, и что первые ведут себя, как тот пьяница, что бросал с улицы камни в первый этаж: на него де вывернули со второго этажа ночной горшок, да выше первого ему не кинуть.

Поторопитесь-ка перевести для меня вкратце или 4 или 5 страничек романа некого дюльменского рыцаря[1144]. Вы несомненно найдете его в библиотеке какого-нибудь поклонника рыцарства.

Вы уже догадались, что я испытываю желание отправиться туда и сыграть эту роль, радуясь приобретению еще нескольких пядей земли. Расстояние отсюда составляет 56 миль [?], но я опасаюсь, как бы депутация, придерживаясь более буквы, чем духа, не стала педантично исполнять приказ Куракина закончить свое дело в два месяца. В Регенсбурге его слышат и слушают. Так сто лет назад у Петра I в Вене был еврей, исполнявший роль поверенного в делах, не состоя даже в этой должности[1145].

Кстати, о посольских делах: граф Панин[1146] со лбом столь широким, что его и орлам не проломить, в отличие от черепа несчастного Эсхила[1147], явился к нам, очарованный прозой в той же мере, в которой его супруга, прирожденная Дидона, очаровала нас своей моралью сладострастной, но не той, что музыкой Люлли, как льдом, сковал напрасно, а той, чью поэзию украсили Глюк, Пиччинни и Саккини[1148].