Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

Когда какая-нибудь прусская или саксонская дама исполнят для меня, слегка фальшивя, один из Ваших куплетов и потом примутся уверять, будто они написаны графом Бонне, я отвечаю: «Что же, сударыни, я друг этого автора». Вы представить себе не можете, как они на меня смотрят и какой гордый вид принимаю я.

Гнусный похититель! Мои комплименты Фефе[1149] в прозе, что Вы переложили шутливыми стихами, снискали Вам славу в сем краю. Увы, мы весьма опечалимся, если больше не сможем спеть двух куплетов для любимой дочери и обожаемой матери[1150]. Поторопитесь-ка доставить мне добрые вести об их здравии, без которых наше счастье невозможно[1151].

Нет, право, я пишу Вам все это не для того, чтобы заставить приобрести 27‐й том своих сочинений[1152]. Я все же не сумел воспроизвести начальный, утраченный порыв своего отчаяния, так что в утешение мне пришлось написать другой портрет герцогини д’Эсклинь[1153], не столь удачный, как первый.

Льщу себя надеждой, что Роже[1154] спешно рассеял иллюзии другой герцогини, столь же плохо осведомленной, что и королева[1155], которая также питала недолгое время те же иллюзии и написала мне на этот счет грозное письмо. Повторюсь, Отей[1156] повел себя в равной степени деликатно, справедливо и правильно, чем обратил на себя общее внимание.

Тот, кто остался жив и здрав, своей учтивостью заслужил письмо от Гелгуда[1157]. Я удивлен, что еще не прочитал его в газетах. Тот умом всех поразит, кто Пассау сохранит[1158]. Боюсь, как бы… не поразил умом всех тот, кто возьмет и сохранит прекрасную даму. Надеюсь, Россия и Франция позволят ему это сделать.

Поскольку барон фон Пуфендорф[1159] говорит мало, эти слова, как я прочел, были сказаны принцу Генриху[1160]

госпожой фон Пуфендорф: я желала бы узнать, кто грека научил летать. Если бы господин фон Мансфельд[1161] получил вместо жены аббатство, я бы спросил, уж не такое ли это аббатство, из которого он мог бы извлечь пользу, не входя в него. Клянусь, мне было бы проще снести упрек в том, что я не пишу Вам. Наши печальные обстоятельства внушают мне для этого мало желания. Впрочем, я все изложил в точности. Поцелуйте за меня руки хозяйки маленького семейства Линей, запястья Фефе и два пальчика Флоры[1162].

Прочли ли Вы третий том «Секретных записок о России»[1163]? Вот уж дьявол, но дьявол более остроумный и лучше знающий людей, чем два первых. Он ошибается совсем редко, между прочим, насчет Рибаса, и чересчур много чести делает госпоже Дивовой[1164], посвятив ей отдельную главу. Упоминаются там и Рибопьер меньшой с меньшим Эстерхази, который, как я полагаю, останется так же мал, как и его отец[1165]. Рибопьеру же стоит подражать своему родителю, хоть он еще и не носил военной униформы.

Прощайте, милый добряк… а точнее, до скорой встречи. Говоря о скорой встрече, я уповаю на то, что она случится в октябре месяце. На этом имею честь раскланяться, подтверждая Вам свою нежную привязанность и почтение.

Теплице, 5 сентября 1802 года.

Аркадий Иванович Морков (Марков, 1747–1827), имперский граф

Посланник в Нидерландах (1782–1783); вместе с князем И. С. Барятинским, посланником во Франции, представлял Россию на переговорах между Францией и Англией, закончившихся заключением Версальского мира (1783). Посланник в Швеции (1784–1786), третий член Коллегии иностранных дел (1786). Пользовался покровительством П. А. Зубова. В 1792–1793 гг. пересылал принцу де Линю через А. К. Разумовского письма от Екатерины IІ[1166]. Павел I отправил Моркова в отставку; Александр I назначил его послом в Париже (1801–1803), членом Государственного совета.

Принц де Линь А. И. Моркову, Вена, 8 декабря 1795 г.[1167]

Господин граф[1168],

Прошу Ваше Превосходительство соизволить обратить внимание на просьбу, с которой я обратился к Ее Императорскому Величеству[1169]: воспрепятствовать тому, чтобы моя невестка, вышедшая замуж за Винцента Потоцкого[1170]

, который давно обворовывает ее и которому по смехотворным и варварским литовским законам она отдала все свое состояние, не лишила наследства мою внучку[1171], которая здесь со мной.

Она наследница земель епископа виленского, повешенного[1172]. Дело достойное правосудия Ее Величества Императрицы — взять под покровительство девочку, а Вашего Превосходительства — споспешествовать тому.

Я вверяю сие дело дружбе, кою Вы всегда изволили мне изъявлять, и прошу быть уверенным в моей, так же как в совершеннейшем почтении, с коим я имею честь пребывать / господин граф / Вашего Превосходительства / нижайшим и покорнейшим слугой.

Линь

Прошу Ваше Превосходительство соизволить составить протекцию графу [Шалецкому?][1173], в котором я принимаю живейшее участие.

Вена 8 декабря 1795 года.

Павел I (1754–1801), император Всероссийский (с 1796 г.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза