Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

Попался и остается моим пленником сам Гасан-паша Сигнали[1284], тот самый, что был сераскиром и воевал в минувшем году против маршала Румянцева. Мы захватили три пушки и отменную добычу. Я ожидаю вестей из Измаила от князя Репнина, которому приказал сражаться с противником в чистом поле, а в город, если нет средства взять его легко, не соваться и людей беречь. Простите за мою французскую тарабарщину и полагайтесь на чувства друга, который хоть и мало говорит, но остается при своих мыслях.

Ваш нижайший и искреннейший друг и слуга

князь Потемкин-Таврический.

Моя флотилия направилась атаковать противника в Хаджибее[1285]

, где у него около двухсот судов. Генерал-лейтенант Гудович[1286] выдвинулся туда посуху, дабы взять замок, и если будет на то божья воля, он соединится затем со мной — вот и все наши перемещения.


Его Высочеству / господину принцу де Линю / фельдцейхмейстеру / армии Его Императорского и Королевского Величества / кавалеру Ордена Золотого руна / в действующую армию.

Принц де Линь Г. А. Потемкину, Вена, понедельник [> 21 января 1790 г.][1287]

Часто меня охватывает желание сказать любезнейшему князю, что я столь нежно люблю его, что впервые в жизни разлука не вредит чувству. Если бы меня не отправили в Моравию, где я состою под началом маршала Лаудона, я бы отплясывал пирические танцы с прелестными боярынями и русские танцы с Вашими прелестными племянницами и наслаждался теми щедротами, которые Вы, дорогой князь, расточаете всем.

Какое несчастье, что я не вижу прелестных очей, прелестных улыбок и очаровательного безразличия госпожи Самойловой[1288]! И какое несчастье, что не вижу Вас в окружении добрых молдован, любимых мной и, как мне доносят, обожающих Вас, что я нахожу вполне естественным.

Что скажете Вы, любезный князь, о том, что происходит с июля месяца, вкупе с тем, что будет длиться до того же месяца сего года? За этот год случится больше событий, чем их произошло за век. Отчего же повсюду в Европе и в Азии вскружились головы, только не у Вас, и причиной тому, что все спокойно, — наш великий муж императрица и наш великий гетман[1289]?

Я страшусь, как бы Сегюр не стал излишне предаваться философии в стране, где нужна армия, дабы уничтожить философскую партию, и не прослыл литератором там, где нужны государственные мужи. Несчастные фламандцы тоже близки к тому, чтобы, как говорится, окрепнуть умом, но ослабеть телом, заразиться сим поветрием и извести священнослужителей, которым они обязаны своей свободой.

Виват, Россия, и Ваши прекрасные войска, и Ваши славные дела! Вспоминайте обо мне, дорогой князь, раз в месяц и не удивляйтесь, что я вспоминаю Вас каждый день и что моя нежная и почтительная преданность к Вам сохранится на всю жизнь.

Я надеюсь, что мы встретимся еще раз в Берлине, как мы встречались в Рымнике и Мартинешти[1290].

Вена, понедельник.

Принц де Линь Г. А. Потемкину, Вена, 5‐е число [между 15 ноября 1789 и апрелем 1790 г.][1291]

Вы видите сами, дорогой князь, что я великий человек, ибо распознал в Вас себе подобного. Ваша славная матушка Природа пустила Вас в свет, чтобы блистать в нем, но не предназначила поприща, и оттого одна сила влечения делает Вас способным ко всему. И вот, пренебрегая общими путями, Вы стали тем, кем желали быть: например, героем войны, не размышляя об этом много в мирный час; и выдающимся политиком, избегая участвовать в чужих интригах; и выдающимся управителем, не прислушиваясь к голосу рассудка, который обычно всему вредит, и следуя лишь велениям своего доброго сердца и здравого смысла.

Фортуна не так слепа, как о том думают. Она кладет свою повязку Вам на глаза, как Вы повязываете себе голову, когда полагаете, что у Вас болит голова. И если бы я не находил изображения аллегорий и апофеозов несколько скучными, я бы изобразил, как природа представляет Вас фортуне, которая, как я сказал, ясно видит и представляет Вас славе, а та ведет Вас за руку через Фокшаны, Херсон, Тавриду, Очаков, Аккерман[1292] и Бендеры[1293] к подписанию мира неведомо где.

Если ныне, дорогой князь, Вы будете столь же рассудительны в отношении себя, сколь рассудительны в отношении других, если дадите отдых своей голове, которая беспрестанно трудится, и, прогнав тревогу, которую порождает деятельность прекраснейшей души, станете заботиться о своем здоровье, сколь счастлива будет Ваша жизнь и сколь многие успехи Вас ожидают! Через некоторое время я приеду взглянуть на Ваше поведение и желаю, чтобы лишь я мог вызвать у Вас досаду разговорами об архитектуре, живописи, поэзии, скульптуре, языках, этимологиях и мануфактурах. Вы научили меня придерживаться Вашего мнения насчет войны, больших прожектов и их осуществления. У меня нет лучших средств, чтобы возразить Вам, как доказать свое равенство на бильярде и превосходство в шашках.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза