Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Господин принц де Линь. Счастлива я знать, как угадать можете, что Вы в Белграде находитесь; вспомните, прошу Вас, что с начала сей войны пламенное желание мое в том заключалось, чтобы попала сия крепость в руки моего друга и союзника; кажется мне, что твердила я Вам это раз двадцать. От всей души фельдмаршала Лаудона люблю за эту победу, а Вас хвалю за то, что Вы при сем взятии отличились, следственно, любезный принц, письмо Ваше из Белграда большое мне удовольствие доставило, восхищает меня этот город при дате письма, и только один город знаю, который еще бы лучше был. Но растолкуйте мне, что говорили Буало и тот король, кому Буало говорил: «победы прекрати иль прекращу писать я». Когда бы воскресли они оба нынче посреди Парижа и увидели все, что там делается, и все ужасы французского царствования? Разве не похоже это на ожившую басню о членах тела, восставших против желудка?..[743] Соболезнования Ваши насчет побед на суше и на море, королем шведским одержанных, принимаю я охотно; более того, надеюсь, что с Божьей помощью и со знанием дела ничего другого Вы мне насчет сражений на этом фронте никогда не скажете. Обер-шталмейстер хорошую компанию бы составил герцогу Зюдерманландскому[744] на море, а кавалер Эмо, какой он ни есть итальянец, вдобавок ни малейшей бы оттого зависти не испытывал. Героическим фарсам шведского короля несть числа; могли бы они составить превосходную материю не одной комической оперы[745]

. Что же до моего князя Потемкина, который победу за победой одерживает, уверена я, что по его воле опустимся мы все на колени и запоем «Te Deum» еще до конца года. Поведение графа двух империй разом[746], который вызов на бой принимает, как другой принимает приглашение на завтрак, а равно и фельдмаршала принца Кобургского[747], который успешный разгром Великого Визиря и его армии всецело генералу Суворову приписывает, равным образом делают честь прямоте сих двух верных и славных воинов, да благословит Небо столь прекрасный пример и да позволит процветать тесному единению во всяком месте подданных обеих союзных империй. Тогда-то станете Вы не одного пашу, а целые стада этих тварей не поджаривать и не зажаривать, а наяривать кнутом без пощады, если только Господь, сильный в брани, нашему справедливому делу поддержку окажет. Когда бы видели Вы непоколебимость в действии в ту пору, когда король шведский со всем своим войском в Финляндию вошел в прошлом году, льщу себя надеждой, что остались бы довольны Вашей непоколебимой, сия безотложность всем к тому причастным превосходную возможность давала и душу, и умения обнаружить. Желательны мне, разумеется, не алтари, но уважение людей достойных, прошу Вас ко мне свое сохранить, премного его ценю, равно как и воспоминание о пребывании Вашем среди нас; Эрмитаж нескольких завсегдатаев лишился, граф де Сегюр в свое бурное отечество воротился, граф Мамонов женился и в Москву на жительство перебрался[748]

, голубой попугай умер и князь Шаховской за ним следом[749], прочие насельники эрмитажные в добром здравии, есть новоприбывшие и новорожденные, у которых нет недостатка ни в достоинствах, ни в заслугах[750]. Высшие сановники придворные хилыми становятся и согбенными, как и положено при их должности, иные притязают даже на камни в почках, апоплексию и проч., и проч., и проч. Алмазная комната все больше пустой стоит. Маленькие колонны растут и хорошеют умом и телом. Чернильница ни слез, ни смеха уж давно не рождает. Прощайте, любезный татарский принц, будьте здоровы и уверены в моем к Вам прежнем уважении и прежних чувствах дружеских.

Екатерина

В Санкт-Петербурге, 5 ноября 1789 г.

Принц де Линь Екатерине II, Вена, 12 марта 1790 г.[751]

Государыня,

Внутреннее чувство мне подсказывает, что уж почти полгода не облегчал я душу, себя к стопам Вашего Императорского Величества повергая на письме, красивым почерком, в ожидании того момента, когда смогу к Вам перенестись самолично, дабы увидеть, как повелительница моя, утомленная своими успехами, наслаждается славою и покоем. Однако ж полагаю, что впервые в жизни находится Ваше Величество в затруднении. На сей раз не спасет Вас непоколебимость. Придется воображение в ход пустить. Каким золотым блюдом, какой кокардой, каким плюмажем, какой саблей, каким жезлом наградить того князя, что в сражениях побеждает, как побеждал Пиндар в сочинении од, и, вдохновляясь неизменно одной-единственной мыслью о Вашем Величестве, военным Ломоносовым соделался.

Гений гения нашел. Какую славу сей князь Вашему чудесному царствованию дарует! Ваше Величество не может повторить слова: не моя в том вина[752].