Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

с тем скверным бюстом эрмитажным, о коем Вы мне вопрос задаете, одно могу сказать наверное, теперь он где-то в другом месте стоит, и я от того счастлива безмерно, ибо во мне от него желчь разливалась; вид он имел наглый, а дурные художники и скульпторы именуют такой вид величественным и тем, в сущности, собственные промахи прикрывают. Кажется мне, что Ваш «Приют»[799] Ваш собственный подбородок сильно вверх задерет, коль скоро утверждаете Вы, что он от всех нелепостей земного шара и свободы уберечь может. Когда бы высказала Вам все, что о сей свободе думаю, исписала бы еще целый толстый том, ведь сия французская мода уже в эпидемию превращается, с чем я и поздравляю Турцию, лишь только права человека восторжествуют, турки всю Европу покорят, не пройдет и года, как с саблей в руке всю эту часть света в мусульманство обратят, как паша Купрули[800] — Боснию. Говорят, с 14 июля все конфедераты что ни день, то пьяны, а как не бывает следствий без причин, должны же быть причины и у пьянства ежедневного всех жителей парижских. Думаю я, что Вольтер и сочинения его учинили бы диверсию против бессмысленного фанатизма нынешнего, каковой, впрочем, долго продлиться не может, Вольтер никакого фанатизма не любил, а сочинения его большое имели влияние на умы современников. Незнающие обоего пола в том же самом состоянии пребывают, в каком Вы их оставили, и неспособны, как и было сказано, стихи, Вами приведенные, продолжить, невзирая на двух превосходных учителей, которые из сил выбивались, чтобы научить их мысли размерять. Впрочем, люблю больше стихи господина де Сегюра, нежели его прозу

[801], нападает он в ней на крикунов из Национального собрания, которое все ломает и разбивает, все отнимает, но ничего не дает взамен, которое против всех законов и правил, доселе принятых, погрешает по недомыслию и на свет рождает только совершенные образчики безрассудства[802]. Невозможно точнее представить в лицах басню о членах тела человеческого, которые желудку приказывать вознамерились. Пишите мне столько, сколько Вам заблагорассудится, мне Ваши письма много удовольствия доставляют, и всегда найдется у меня время Вам отвечать. Я писем великого человека к его корреспондентам[803]

не читала, на беду, когда принесли мне его бесконечные сочинения, напала я на семнадцать страниц, полных, не в обиду будь сказано великому человеку, сущих небылиц[804], и как их увидела, книгу закрыла и к остальному не притрагивалась. Не удивляюсь ни сотне телег, ни двум труппам актеров комических, помню расшитый камзол горностаевый с блестками под белым домино, который напоказ выставлялся с великой гордостью. Вот что значит до сорока лет ничего не иметь, после сего богатством бахвалишься, точно временщик. Разделяю я вполне горе Ваше и всей монархии австрийской из‐за смерти фельдмаршала Лаудона, герои так редки, хотела бы увидеть, как они все вместе в раю собрались, говорю о тех, которые умерли, ибо живым желаю долго еще блистательную свою карьеру продолжать. Незачем мне Вам о событиях на Балтике рассказывать, и без меня все знаете. После памятного разгрома в Выборгском

заливе, где захватили мы много кораблей и моряков шведских[805], гребная флотилия наша жестокое потерпела поражение, но для нас не так оно было разорительно, как первое для короля шведского; в момент подписания мира принц Нассау шведскую гребную флотилию снова запер

[806]. Имелось этим летом у Вашей так называемой непоколебимой[807], к чему непоколебимость свою приложить, а коль скоро все по нашим желаниям сбылось, стало быть, и наука впопадности тут себя оказала, в этой науке большая имеется нужда. Прощайте, желаю Вам здравствовать.

Екатерина

В Царском, 5 августа 1790 года

Екатерина II принцу де Линю, СПб., 6(17) ноября 1790 г.[808]