В глазах его проступило понимание; теперь он знал, с кем говорит.
— Почему?.. — спросила Найви.
— Фарнайлу требовались зверокрылы, чтобы создать нэрцеров. Были айрины, помогавшие нам: они доставляли животных с островов. Фьёрл острова Ун-Дай начал расследование… Это могло нам помешать.
— Он был моим отцом, — тихо сказала Найви. — Женщина была моей матерью. Ещё там был мой двоюродный брат.
Смотритель безмолвствовал, — да и что он мог сказать? По щеке Найви сползла слеза.
— Мы пойдём с вами, — она едва себя слышала, — но на летающих островах я всем расскажу, что вы сделали… всем, кому только смогу.
— Это уже будут мои проблемы, — согласился лорд Грэм. — Только у меня одна просьба…
У Найви чуть не подкосились ноги: он ещё смеет о чём-то просить?!
— …вы не скажете принцу, кто стоял за нападением на Тилмирит, — закончил лорд Грэм.
— Ты нам условия будешь ставить?! — Айвэн замахнулся мечом.
На лице смотрителя обозначились скулы.
— Ладно… тогда я попрошу иначе.
И он встал на колени.
Найви с Айвэном оторопели.
— Я умоляю вас не говорить принцу ничего плохого обо мне, — сказал смотритель. — Плюйте на мои сапоги, в моё лицо, если хотите, избейте меня, — но ни слова его высочеству о том, что я сделал.
Найви чуть не ущипнула себя: смотритель на коленях — это было уже слишком. Как если бы дерево вспорхнуло с поляны и улетело к луне.
И она проронила (не из жалости — просто хотелось со всем этим покончить):
— Я ничего не скажу…
Айвэн отвернулся, но смотритель ждал ответа. В конце концов Айвэн сказал:
— Мне без разницы, узнает что-то принц или нет — я вообще не собираюсь говорить с ним. Но когда мы прилетим к айринам, я сдержу обещание.
Смотритель кивнул:
— В таком случае, мы всё уладили.
— Не всё, — Найви вновь вспомнила пожары в Тилмирите. — Не спешите вставать.
Она подошла к нэрцеру, наклонилась и сняла окровавленный лоскут с его когтя, — а после вернулась к лорду Грэму:
— Это вам не отмыть, — Найви провела окровавленной тряпкой по его небритой щеке. — Ни в одном ручье не отмыть.
Она отступила под поражённым взглядом Айвэна — и добавила бесцветным голосом:
— А теперь ведите нас… ваше лордство.
II
Ксенох ждал.
Прошло шесть дней с того утра, как он окропил берсерка чьей-то кровью. Все эти дни ему было, чем заняться: лес у Волчьего моста кишел дичью, а Ксенох любил охотиться. Он был из тех тайру, в ком повадки зверя брали верх над человеческими — Ксенох носился по лесу, как его далёкие предки, не знавшие ни одежды, ни железа. Он швырял валуны на холме, где разбил лагерь, рвал кусты, а однажды даже сломал молодую сосну — просто так, ради забавы.
Забав у него было много, но он не переставал ждать.
«Волчий мост, — сказала Гайна. — Через несколько дней туда явятся мальчишка-человек и девчонка-айрин. Мне нужно, чтобы ты прикончил обоих… а если с ними будет кто-то ещё, убей и его».
Ксенох не умел ни читать, ни писать, но на память не жаловался — и все приказы запоминал дословно.
Приказ колдуньи он исполнит легко — это лишь новая забава… И путь к свободе для двух его братьев, что томятся в Агране: Гайна выкупит их, и они вместе будут бегать по лесам. Они станут охотиться, как раньше — пока стрелы работорговцев не вонзились в их спины, а сонное зелье не попало в кровь.
Ксенох ждал.
Придя к мосту, он первым делом расчистил место для стоянки; у озера собрал камыш, в лесу нашёл нужную траву, сломал деревья и сделал шесты. Убив четырёх оленей, освежевал их и занялся выделкой шкур. Это заняло два дня, а когда всё было готово, он соорудил хьяхш — шалаш, который люди назвали бы вигвамом: в хьяхшах жили племена тайру до того, как их изгнали из родных мест.
Со своей стоянки Ксенох мог видеть мост — деревянный и очень ветхий; ремонтировать его боялись, поскольку в озере жили отнюдь не рыбы. А Волчьим он звался из-за скалы на том берегу: два её выступа походили на челюсти, а скала целиком — на профиль волка, сидевшего и смотревшего вдаль. Верь Ксенох во Властителя, решил бы, что сам Гарх обтесал скалу топором.
Сегодня утром скалу скрыл туман, и Ксенох счёл это знаком. Он чуял людей, идущих с запада — возможно, приближались его будущие жертвы.
А с жертвами Ксенох любил играть.
В ближайшей деревне он взял горючее масло, которым жалкие людишки заправляли свои светильники; в той деревне Ксенох обошёл все дома, чтобы собрать достаточно масла, и никто не посмел дать ему отпор. Всё масло он слил в глиняные кувшины, «позаимствованные» у тех же селян; кувшины сложил в телегу (фермеры отдали её столь же безропотно) и сам — без всякой лошади — привёз их к мосту.
Потом Ксенох разжёг костёр.