Призраки Джейн Лоуренс

Дальше — ни фигур, ни гранитных статуй. Один пустой зал сменялся другим, там не было ни Августина, ни склепов с покойниками, не было даже ее самой. Пошатываясь от изнеможения, Джейн свернула в другой коридор. Свеча в руке догорала, энергии в теле оставалось все меньше. Прохладный воздух освежал хрупкое тело — то, что осталось от прежней Джейн Шорингфилд Лоуренс.

Но вот наконец новое нечто. Очертания чего-то, частично скрытого тенью. Куча мусора или сидящий сгорбившись человек. Августин. Надежда захлестнула ее, Джейн опустилась на колени и поползла. Живот пронзила боль, в следующую секунду свеча потухла. Отбросив канделябр, она продолжала двигаться, нащупывая путь рукой. Вскоре боль стала нестерпимой, она не позволяла двигаться, усталости все же удалось сломить ее волю. Внезапно она почувствовала тепло, рука легла на плечо, вторая на спину — трясущиеся от страха и голода руки человека, запертого в темноте на шесть дней. Следом в нос ударил неприятный запах грязного тела и антисептика.

Глава сорок вторая

Как же холодно.

С этой мыслью Джейн пришла в себя. «И больно», — следующая мысль. Живот будто наполнился лавой, не удавалось даже пошевелить пальцами ног. Джейн застонала и прижалась к поверхности, но это не помогло. Вокруг царила кромешная тьма.

Но вдруг… Внезапная вспышка света. Пламя свечи появилось там, где не должно было, — над самым гнездом канделябра. А рядом лицо, которое она помнила так хорошо, что могла представить черты в любую минуту. Рядом сидел Августин: локти упирались в колени, пальцы вцепились в волосы.

Он жив.

«Не торопись», — сказала себе Джейн. Как это проверить? Он ведь и раньше входил в ее круг. Как убедиться, что он жив, дышит по-настоящему? Единственная надежда, что он почувствует ее боль, увидит на лице, поймет, как велики страдания. Все будет не так, как в ту ночь в кабинете. Он будет тревожиться за нее и бороться.

Внезапно стало страшно. Тогда он хотел убить ее, думая, что спасает.

Джейн огляделась. Августин сидел на каменном стуле с высокой спинкой, она лежала рядом на чем-то холодном и твердом. Знакомое помещение. Знакомая каменная столешница. На ней умерла Элоди. Руки мужа внутри ее грудной клетки. Более того, именно здесь сама Джейн едва не перенеслась в мир мертвых. Губами она ощутила прикосновение пропитанной эфиром тряпки. Надо бежать. Спрятаться. Выбежать из подвала, закрыть эту дверь и…

Джейн попыталась поднять руку и застонала от боли. Так осторожно, что сама не поняла, шевелилась ли, так тихо, что сама не поняла, издала ли звук. Глаза обратились вверх, туда, к крыше, за которой находилось небо. От свободы Джейн отделял всего один лестничный пролет. Почему Августин принес ее сюда, а не в спальню? Не перевез в клинику? Хорошо, что от него не исходит угроза, он молча сидит, обхватив руками голову, будто уже оплакивает ее.

— Августин, — тихо позвала Джейн, приложив всю силу воли, чтобы издать так много звуков сразу.

Августин поднял голову, удивленно распахнул глаза, губы растянулись в улыбку, но он заметил боль на ее лице и нахмурился.

— Дыши медленнее, Джейн, спокойнее, — говорил он, уже стоя рядом, поглаживая волосы и щеку.

В руке нет скальпеля. Нет пузырька со слабительным на столе рядом. Нет лихорадочного блеска в глазах, как в день, когда он готов был убить ее.

Этот Августин был таким, как при их первой встрече, а не последней, когда напугал ее настолько, что она замуровала его в крипте. Тот самый Августин, которого она пришла спасать. Перед ней был настоящий доктор и муж, словно не смеющий надеяться, что она настоящая, хотя и ощущал пульс под кончиками пальцев.

— Джейн, — пробормотал он. — Джейн, ты вернулась за мной.

Вернулась за ним. Она громко рассмеялась, спровоцировав новую волну боли. Вернулась, но какая от нее польза, если она не может пошевелиться? Последние силы потратила на уничтожение воспоминаний о маме, для Августина ничего не осталось.

— Прости меня, — прошептала она. — Из-за меня ты оказался замурованным здесь. Стена… я ее выстроила.

Августин нахмурился, оглядел лестницу и коридор за ней.

— Нет же.

— Поверь, я не хотела, мое желание спрятаться ее создало. — Голос срывался. — Я уберу ее. Мы уйдем.

Августин склонился к ней, на лице мелькнули ужас и отчаяние. Как после операции Абигейл Ю, когда он считал, что пациентка не выживет. Ей было тогда тоже очень холодно.

— Вот это, — произнес он, кладя ладонь ей на живот, будто не слыша ее извинений и признаний. — Когда ты заметила рост?

Теперь она видела в нем только врача; его присутствие, знакомое, родное, успокаивало. Однако Джейн не позволила себе поддаться искушению расслабиться.

— Я теперь занимаюсь магией, Августин. Как Рентон. Как Этридж. Я изменила реальность и… кое-что в своем теле.

Похоже, новость его совершенно не обрадовала, а ведь теперь Джейн могла понять его гораздо лучше, принять то, что раньше отказывалась.

— Это тебя убивает, — произнес он, печально склонив голову.