Про папу

Славный день на улице, не холодно, не жарко. И папа повеселел. Уже в автобусе теребит меня за рукав.

— А что ты в поликлинике не сказал, что у меня разряд по гимнастике?

— В другой раз скажу, нельзя сразу перед женщиной все раскрывать, должна остаться интрига…

— Да какая интрига, глупости еще. Но ты, раз уж тебе так хочется, заходи со мной в кабинет, ладно.

* * *

Собака Белка нашла ежа в траве.

— О! Привет! Ты кто?

— Даотстаньты.

— А ты забавный, давай дру… ох мама!

— Деладеладела.

— Ах ты такой-сякой!

Подхожу.

— Белка, да отстань ты от него…

— Прикинь, сволочь какая!

— Кроссовокуйдисдороги.

— Мой! Хозяин! Пришел! Сейчас он тебе пинка!

— Пофигмневсепофиг.

А я подумал, что еж — это, в сущности, та же крыса, только интроверт, без хвоста и в иголках.

16 июня 2017 г.

Сегодня небо лопнуло, а земля разверзлась.

Потому что мой папа… трам-пам-пам! ПОТЕРЯЛ КОШЕЛЕК!!! Вы не в состоянии оценить масштаб катастрофы и концентрацию яда в этих словах.

Вслушайтесь! Папа. Что такое мой почти восьмидесятилетний папа, вы уже знаете. Так вот — папа потерял. Не нашел, не выхитрил и не сэкономил. Он потерял…

КОШЕЛЕК!

Судьба имеет чувство юмора и обращается с ним, как Тиль Уленшпигель, — оборжет что угодно, если это может быть смешно. Ни капли жалости нет.

— Я покупал творог… доставал… может, мимо кармана положил… в туалете на Москольце он выпал! Вот тетери-ятери…

Я снаряжен обследовать каждый сантиметр дома, хорошо, что хоть объявления о пропаже на фонарных столбах папа не догадался заставить меня клеить.

— Кошелек… я потерял кошелек… маленький такой, кошелечек…

Папа еще не пережил потрясение. Почему бы не потерять старые очки, например. Или потертую шляпу? Все это теряется дома и рано или поздно находится. Нет, надо было потерять кошелек. Навсегда.

А в нем целых двести рублей. Новеньких совсем. Двумя бумажками.

Папа сердито смотрит на кусок творога. Творог — предатель.

Я, хихикая, ношусь по дому в поисках того, чего в нем нет, и радуюсь, что папа не требует ехать в туалет на Москольцо, выламывать закрытые двери в клозетах и допрашивать сидящих орлами мужиков. Вот наложили бы кирпичей.

— Папа, не переживай, ну потерял и потерял. И хрен с ним.

Папа в минуты душевных потрясений становится очень внушаем. Поэтому он тихо внимает мне и не кричит уже полдня.

Всего-то за двести рублей куплена долгожданная тишина в доме.

* * *

А кошелек я нашел. Да. Обыскал весь дом и обнаружил его в кармане папиных брюк.

Папа, решив забыться от горя сном, уже лег на кровать, накрывшись с головой, спрятавшись от этого жестокого мира, забравшего у него самое дорогое.

— Танцуй!

— Чего? Отстань.

— Я твой кошелек нашел.

Папа разом садится в кровати, обнажая свой могучий торс.

— Ко-ше-лек??? Где?

— Вот.

— Где он был?!

— В твоих брюках.

Папа недоверчиво рассматривает кошелек.

— Это мои брюки, точно?

— А чьи еще.

Вы думаете, папа обрадовался? Ну, три секунды он был рад. Но потом он открыл кошелек и обнаружил там не двести, а целых семьсот рублей. Папа выдерживает потрясенную паузу.

— Смотри, тут еще больше денег! Папа, ты богат! Почему ты такой грустный опять?

— Ох, ни фига себе, это сколько же я мог потерять…

Папа снова сокрушенно падает в кровать и накрывается с головой.

17 июня 2017 г.

Все мечты моего детства исполнились. Так странно — наверное, это счастье. Помню, моя тетка дала нам с двоюродным братом задание — написать на листочке все свои желания. Одно из моих было: «Хочу понимать язык животных». Так и получилось. Понимаю даже воробьев во дворе.

Лучше бы я тогда про женщин написал.

* * *

Вечерний разговор отца с сыном за чаем.

— Ты отец или истеричная баба? Папа, ты пойми, мне сейчас и так непросто, и если ты еще меня долбать будешь…

— Между прочим, в твоей Германии родители выпихивают из дома своих детей в восемнадцать лет и забывают о них, вот так.

Это очень трогательно, когда разные вредные деды, которые по молодости лет даже на танке в Германию не въезжали, начинают мне рассказывать, как живут люди на Западе.

— Я уехал — плохо, я приехал — еще хуже.

— Да, а у тебя отец — сволочь.

— Нет, это дети у тебя сволочи.

— Нет, это я сволочь получаюсь!

— Тебе обязательно надо кого-то сволочью обозвать?

Это еще что, папа в сердцах, когда мы с ним душили блох последний раз, назвал меня продуктом жизнедеятельности. Я охренел и, сорвав респиратор, попросил дополнений и разъяснений. Я вроде так не выгляжу. И если и пахну, так только дихлофосом.

Папа понял, что брякнул лишнего, и стал врать, что ему послышалось, как я в свою очередь назвал его «раздолбай».

А я просто выл через маску, что они с матерью дом раздолбали.

— У-у-у, ты молодой, а какой злопамятный.

— Да, у меня хорошая память, я помню, как ты родного сына назвал дерьмом.

— Не называл!

— Называл!

Папа делает вид, что давится хлебом, откашливается, но по хитрым глазам вижу, что он просто тянет время, подыскивая аргументы.

— Ты пойми, в дерьме нет ничего страшного, подумаешь, это же не мат. А вот раздолбай…

— Я тебя не называл так! Это ты меня назвал…

— Нет, это я теперь сволочь получаюсь!

— Нет, я! Ты так сказал.

— Память хорошая?

— Хорошая.