Проданный ветер

– Ну, спасибо, офицер, за подарок царский! – закричал Георгий улыбаясь. – Поспешайте, собачки, до дому с новостью доброй! Ха! Ха!

Уже ближе к вечеру, за очередным поворотом, гости увидели в распадке десятка четыре ладно рубленых домов в полтора этажа. Каждый, из которых имел крытый балкон, открытое крыльцо с перилами, а во всех окнах стояло настоящее стекло. Крыши домов были двухскатными, крытые тесом, резные наличники на рамах за которыми угадывались нарядные занавески, которые создавали какую-то домашнюю, мирную атмосферу. Словно и не касалось, все происходящее вокруг жителей этой слободы.

Из подсобных построек, стоявших чуть поодаль от жилых домов, доносилось разноголосое блеяние коз, а на открытой воде небольшого, круглого озера, теснилось и крякало огромное количество гусей и уток.

– Вот так и живем! – прокричал Георгий. Пытаясь перекричать лай и повизгивание собак.

– Ни частокола, ни сторожевых вышек? – пробормотал Степанов, качая головой.

– А к чему нам за забором прятаться? – крикнул Петруха. Останавливая свой возок у одного из домов. – Индейцы ведь, в своих деревнях так же живут, а зверье слободу из-за дыма да собачек, стороной обходит.

– Ладно тебе, Петруха, разговоры разговаривать, – махнул рукой Георгий. – Покличь ко мне всех мужиков, кто не на промысле, да баньку пусть позлее протопят! Гостей пропарить надобно, да под еловые венички, что бы вся хворь из них выскочила! Марфе своей скажи, что бы разносолов наших, на стол подала, да с водочкой, самой лучшей! А я покуда гостей на постой определю в гостевой дом.

Гостевой дом, с жарко протопленной печкой, куда определили на постой Орлова со Степановым, представлял собой вполне цивильное помещение, с дорогим буфетом, столами и стульями на первом этаже. С самыми настоящими металлическими кроватями, с пуховыми перинами и подушками. На которых после бани и сытного ужина, переодевшись в чистое нательное белье, забылись в глубоком сне, измученные тяжелым переходом гости. Они, наконец, то вышли к своим, к русским поселенцам, к тем не многим кто решил остаться на уже проданной, но не ставший от этого чужой земле.

Проснувшись на следующий день, Орлов спустился по скрипучим ступенькам на первый этаж, где вокруг самовара хлопотал старик Михась, которого в слободе поставили за его преклонный возраст, служить в должности коридорного при доме для гостей. Стриженный под горшок, в старенькой косоворотке, перехваченной поясом, в шерстяных штанах, заправленных в сапоги, он хитро улыбнулся при виде гостя и кивнув в знак приветствия проговорил:

– Ох, и сладко спали, ваше благородие, почитай до обеда. Намыкались видать крепко с казаком, коли спите как младенцы.

– Это ты, верно, подметил, старик, – проговорил осипшим от сна голосом поручик. Глядя на циферблат больших настенных часов.

– Ну, вот и ладненько, можете умываться и к столу. Чайку откушаете с шербетом иноземным, да я вас к Ивану в хату отведу. Он за старосту у нас тут. И он строго настрого наказал, сразу, как почаевничаете к нему проводить вас. Вчера то его не было, когда вы пожаловали. После парной вчерашней, под веники еловые, смотрю, посвежели вы, да и казак сказывал, что ревматизма его ломоту свою прекратила – это хорошо. Да и микстуры наши природные с мазями вас быстро на ноги поставит. Природа она мил человек, от всех хворей излечить может, знать токмо надобно, что от чего принимать.

– Мне про это аулеты частенько говаривали, – отозвался Орлов. Застегивая широкий кожаный ремень, с револьверами в кобурах по бокам.

– Они в энтом, толк знают, – согласился старик. Сметая с белоснежной скатерти, не видимые крошки. – Народ они конечно чудаковатый, но на дружбу способный.

Поручик внимательно посмотрел на коридорного и, одевая белоснежную косоворотку, уточнил с интересом:

– А о чугучах коварных, такого же мнения?

– А что чугучи? Их просто понять надобно, а так у нас в слободе некоторые жен имеют из чугучей и ничего живут дружно.

– Вот как?

– А как ты хотел, мил человек? Сюды ведь, не каждая из стольного Петербурга барышня приедет, а жизнь должна идти своим чередом.

– Неужели и детишки имеются? – пробормотал сонным голосом Степанов, спускаясь по лестнице.

– Конечно, имеются! Род людям продолжать надобно, да и слобода молодыми прирастать должна. Года то они быстро бегут! А так, оглянутся, не успеешь, как детишки в возраст войдут, свои семьи заведут.

– В православии живут или как? – спросил Орлов. Умываясь под медным, начищенным до блеска умывальником.

Старик с удивлением посмотрел на офицера и, всплеснув, руками воскликнул:

– А, как же без энтого? Мы все в православии проживаем, у нас и домовой храм имеется, освященный честь по чести, с престолом и антиминсами.

– И батюшка есть? – выпалил урядник.

– Был и батюшка Гаврила, царствие ему небесное, – проговорил старик, крестясь, – убили его лиходеи в прошлом годе. В аккурат на пасху, понес он к индейцам куличи освященные, хотел их на крестный ход позвать…, а его по дороге ножом и зарезали прямо в сердце.

– Кому же он помешать мог? – ужаснулся урядник, садясь к столу.