Читаем Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"! полностью

Аденома может дать знать о себе с начала "счастливого проживания на отдыхе, или подождав три года после перехода "средне статической линии жизни". Как кому повезёт. Аденома случается, если верить медикам, у шестидесяти процентов мужской половины отечества. По утверждениям урологов, она обходит стороной тех, кто был стоек на "поле любовной брани" и перенёс "ранения от любви" с названием "триппер".

И при условии: триппер должен быть "затяжным", неосновательно леченным. Но не настолько, чтобы муки страдальца были невыносимыми и не толкали на мысли о самоубийстве. Не допускать "передержки".

— Назови хотя бы одного из вас, кто смог бы долго продержаться без лечения "болезни любви"? — елейно пропел бес.

— Не "цеплял" триппер, откуда мне знать!?

Если у человека в шесть лет и есть биография, то она состоит всего из одной строки: "я родился в одна тысяча девятьсот тридцать…" — моё счастливое появление в свет произошло на второй год после самой страшной голодовки, коя была устроена в нашем, "успешно строящем социализм", отечестве.

— И опять это лживое: "случилась"! Нужно понимать так, что голодовка с актами каннибализма сама "случилась"? Никто её не устраивал?

— И не двадцать миллионов жизней унесла тогда, никто точно не знает, сколько умерло народу от голода. Я выжил? Выжил, а если так, то о какой голодовке разговор вести? Это всё враги "страны советов" придумали и устроили. Ну, совсем, как у поэта: "…это всё придумал Черчилль в восемнадцатом году!"

Комментарий родительницы на те "прекрасные, но "оклеветанные врагами страны советов", годы:

— Ты, бывало, сахару просил, да так настойчиво и с нытьём, что я начинала злиться. Где было взять сахар!? И соли вместо сахара тебе совала, а ты ещё сильнеё выл. Трамвай на железную дорогу отец поменял раньше, когда твою сестру родила. На железке тогда шестьдесят рублей платили, да и пайки давали. Даже иногда и мясо бывало. Бились за жизнь. Никогда мы хорошо не жили, враньё всё, что газеты писали.

Где вы, "радели о благе народном"!? Ау, почитатели "вождя всего советского народа"!

Видел как-то на городском кладбище преинтересную могилу с табличкой:

"Здесь похоронен пенсионер республиканского значения" имя рек. Или на время встречи с могильным опознавательным знаком был слишком прочным, или злым и циничным, или что-то ещё сидело нехорошее во мне, но тогда какой-то из перечисленных пунктов удержал от рыданий! Но какой — без особого старания выяснял всю жизнь! И до сего дня не могу вспомнить, что удержало от рыданий. Пожалуй, вот эта подлая мысль:

— "Вот стою я, сраный слесарь цеха нестандартного оборудования, у твоей могилы, а ты — только подумать! — бывший "республиканский пенсионер"! Но ты дотянул до пенсии "республиканского значения", а у меня такое может и не получиться. От рыданий помогло удержать и наше вечное, любимое "чуть", кое не считается за величину. Наше "чуть" никогда выше нуля не поднималось, но помогало в бедствиях. Математический парадокс с названием "чуть" никто из математиков не объяснил и до сего времени.

Позже, успокоившись, подумал: "на электрических столбах тоже таблички вешают: "Не влезай! Убьёт!" — и любому, кто учился пару зим в школе понятно: со столбом шутить опасно!

На могиле "республиканского" пенсионера не было ни единого слова в дополнение: "где, когда и какими деяниями усопший заработал "республиканскую" пенсию. "Республиканский" — и только! Возможно, что под вывеской лежали кости одного из давешних моих "радетелей", из тех, кто строил "светлое будущее", надорвался от непосильной работы, "отбросил лапти" и ныне лежит под скромной на вид, но требовательной по содержанию, вывеской:

— "Я — республиканский!" — он и мёртвый требует почитания за прошлые "добрые намерения". Был он из тех, кто раздавал детям конфеты и спрашивал:

— А что нужно сказать дяде!?

— "Республиканские" и устраивали "вих'ги вг'аждебные". Всё прочее, что следует за "вихрями", пришло к вам позже и само. Оно не могло не придти, оно всегда следует за "вихг, ями вг, аждебными".

Ах, как приятно делать открытия! Пусть и местного масштаба, но открытия. Поговорка "чтобы служба мёдом не казалась" у кого родилась? Кто её авторы?

— Мы! Мы её породили, и твёрдо придерживаемся во все времена жития нашего!

— Тогда чего хотите? Чего ждёте? Всё делалось с целью, чтобы появление в "обществе строителей социализма" ты считал за великое счастье и редкую удачу! Временами даже и гордился!

И вечный ваш мёд в больших количествах, и вы наготове с ложкой говна рядом с бочкой мёду. Вижу лицо такого "смешивателя": оно глуповатое, доброе до нахальства и без претензий на звание "умное". Никто и никогда не приходил с намерениями в ваш мёд добавлять говна, или дёгтя. Зачем вам враги? Вы всегда сами, без посторонней помощи, управлялись в столь великом деле, как изобретение врагов! И до сего дня только вы одни во всём мире занимаетесь смешиванием говна с мёдом, и делаете такое с размахом и талантливо! В самом деле, для чего в мёд нужно добавлять говна? Или дёгтя?

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза