Проклятие дворфа

В то памятное утро он был разбужен тревожным шепотом трав. Всю ночь Торну Кровавое Копыто снились кошмары, в которых он был всего лишь отстраненным зрителем. От этого кошмар становился еще более ужасным. От невозможности вмешаться в развитие событий, и что-либо изменить. Снился Торну огромный, окруженный высокой крепостной стеной город, гордый и величественный, не желающий открывать своих врат перед морем чудовищных тварей осадивших его. А затем, повинуясь демоническому зову, сонмы кошмарных чудовищ ринулись на штурм неприступных городских стен, прямиком на копья и топоры его защитников. И, как не велика была удаль и храбрость защитников города, исход схватки был заранее предрешен. Росла под городскими стенами гора трупов осаждающей город нечисти, но таяли и силы защитников крепостных стен.

От рассвета и до заката ни на миг не утихала жестокая битва. Потоки крови стекали с городских стен к подножию горы, на которой обосновалась неведомая Торну крепость, образовав небольшое кошмарное озеро из крови и населенное отрубленными головами и конечностями, докатившимися сюда с высоты отчаянного сражения. А вечером случилось то, что рано или поздно, но обязательно должно было случиться. Об этом знали и штурмующие город твари, и мужественные защитники крепостных стен. Настал тот момент, когда трупы павших тварей образовали курган высотой вровень со стенами. Лишив защитников города их последнего преимущества, возможности наносить удары сверху. А затем лавина кошмарных чудовищ хлынула на городские стены, сметая редких ее защитников. И низверглась вниз, на широкие и светлые улицы города, заливая их кровью, наполняя ужасом и кошмаром. Чудовища не знали жалости, не ведали о пощаде, они убивали всех, встретившихся на их пути, кто хоть немного отличался от них. Им, одержимым жаждой убийств, было все равно, кто перед ними, взрослый воин мужчина, или младенец, едва вкусивший материнского молока.

Жители города сражались с отчаяньем обреченных, дорого продавая свои жизни, но силы были не равны. И к утру истерзанный город умер, перестав существовать во славу древних демонов, на чьем пути он так некстати оказался.

Торн Кровавое Копыто проснулся весь в холодном поту от приснившегося кошмара. Он не знал, что это за город, но готов был поклясться, что в нем есть нечто знакомое, указывающее на их с Торном родство. А затем он услышал тревожный шепот трав, разносимый по степи легким, утренним ветром. Еле слышный рассказ о страшной битве, унесшей тысячи жизней, напитавшей травы до самых корней кровью жителей степи, и злобных тварей пришедших издалека.

Торн не знал, о каком сражении рассказывает степь. Он еще не был настолько силен в магическом искусстве шамана, чтобы дословно понимать посылаемые степью слова и видения. Но он чувствовал, что все это неспроста. И тревожный шепот трав, и приснившийся ему кошмар, который был настолько реален, что Торн не сразу пришел в себя, несколько бесконечно долгих секунд в ужасе озираясь по сторонам в попытке осмыслить происходящее. Да и сам город был чем-то смутно знаком, хотя Торн мог поклясться, что видеть его прежде ему никогда раньше не доводилось. Торн Кровавое Копыто городов вообще никогда не видел. Если они где-то и существовали, то не в Великой Степи, а далеко за ее пределами. Единственный город знакомый Торну, Грохочущий Утес, и принадлежал он тауренскому клану Кровавого Копыта, из которого он и сам был родом. Из этого можно было сделать единственный вывод, город явившийся ему во сне и есть Грохочущий Утес. Отсюда и ни на секунду не покидающее его ощущение того, что это место ему знакомо. Торн умел разбираться в снах, знал, что они приходят неспроста, а с вполне определенной целью. Предупредить о чем-то, или напомнить о давно забытом. И если ему в кошмаре явился Грохочущий Утес, значит с ним в самое ближайшее время должно случиться нечто страшное, или же это страшное уже произошло.

Тревожный шелест травы рассказывал молодому шаману о трагедии, которая произошла совсем недавно, трагедии унесшей жизни тысяч жителей степи. Вести по степи для знающего человека разносятся со скоростью ветра, которого не было целых три дня, и вся степь изнемогала в полуденном, знойном штиле. А это значит, что от трагедии его отделяло от нескольких часов, до трех суток, начала знойного безветрия. Ужасная трагедия разыгралась в его родном мире, когда он был так далеко, и так увлечен познанием природы, что не смог предвосхитить, предугадать кошмара нависшего над его родным миром.

В этот момент Торн отчетливо осознал, что его путь познания природы и самого себя завершен, и для него начинается новая жизнь. Он более не медлил, и не раздумывал. Теперь его путь обрел смысл и направленность. И двигался он строго по направлению к Грохочущему Утесу, городу, который он покинул ради совершенствования шаманских навыков и умений, в котором остались отец с матерью, друзья и близкие, все те, кто ему был так дорог в этой жизни.