Проклятие теней и шипов

– Слишком точный выстрел, – вздохнул он. – Стрела засела в небольшой впадинке на коре дерева, под идеальным углом, вошла в ствол на несколько дюймов. Стрелок целился точно туда. Как будто хотел промахнуться. Подпольщик, настолько осмелевший, чтобы попытаться убить короля, не станет стрелять мимо. Может, у него и не выйдет, но стрелять он будет на поражение.

– Тогда кто?

– Не знаю, и мне это не нравится.

Я мягко улыбнулась и положила руку на его предплечье. Легион выждал немного и накрыл мою ладонь своей. Затем поднес ее к губам – его фирменный жест, который я тоже в нем полюбила.

– Я боялся за тебя, – тихо признался он, как будто сомневался, говорить или нет. – Тебя не оказалось в твоих покоях, и этот страх так глубоко поселился в моей груди, что я перестал соображать. Я разнес бы по камешку весь ваш дом, если бы Мэви меня не встретила.

Его слова отрывали меня от печальных мыслей, облегчали душу, распаляли сердце. Несколько ночей. Свободных ночей. Я не собиралась тратить их впустую, засыпая в разлуке с Легионом. Сглотнув последнюю нервозность, я скользнула к нему по скамье. Я коснулась ладонью его щеки, встретившись с ним взглядом. Я затерялась в черноте его глаз и древесном запахе его загорелой кожи.

– Что заставляет тебя плакать, Элиза?

Подбородок задрожал. Я смущенно отвернулась, но Легион остановил меня одними кончиками пальцев.

– Все, – призналась я. – Завтра казнят предателей моего короля, а я по ним плачу. Я самое слабое существо, которое только мог породить Тимор. Я ненавижу эту муку внутри, ненавижу любить и ненавидеть свой народ одновременно, ненавижу то, что люблю эттанцев, но стою выше их статусом, ненавижу то, как меня очаровывают и пугают фейри. Это все просто невозможно давит, и завтра люди будут ждать насмешек, и криков, и злобы. Король казнит их не только от своего имени, но и от моего. Что, если он заставит меня говорить? Как мне смотреть в глаза осужденным за то, что они защищали свою землю? Они не виноваты в том, что со мной стряслось, – они просто сражаются за дом, который у них украли. Как мне смотреть на них и ничего не чувствовать?

Я прижала руку к груди, пытаясь подавить рвущиеся наружу рыдания.

– Ты читаешь мои мысли, – сказал он, опустив глаза в пол. – Тимор был не очень-то добр ко мне большую часть моей жизни. Каждый день я ловлю себя на том, как разочаровываюсь в обществе все больше и больше, но эти недели с тобой всколыхнули что-то во мне, и теперь я ничего не понимаю. Твоя любовь к этой земле и ее людям – коренным людям, – я не знаю, почему меня это волнует, но это так, и это только твоя заслуга. У меня не хватает слов для тебя.

– Тебя послушать, так я какая-то великая фигура.

– А разве нет?

– Я трусиха. Спряталась здесь, плачу. А должна уже выбрать, использовать свой голос или нет, и стоять на своем до последнего.

Легион прищурился и выпрямился.

– Да уж. Ты могла бы делать каждый свой выбор смело и уверенно, но тогда я бы начал опасаться, что ты не человек.

Я рассмеялась некрасивым булькающим смехом. Легион усмехнулся в ответ.

– Однажды мне сказали, что с каждым решением, над которым мы мысленно бьемся, с каждым последствием, которое взвешиваем, мы обретаем веру в наш окончательный выбор. Нам нужно время, чтобы понять, кто мы, но когда мы выбираем себя и свой путь, мы защищаем свой выбор до последней капли крови.

– Кто тебе это сказал? Мне нравится.

Над бровью Легиона собралась морщинка.

– Вообще-то, если задуматься, я не помню.

Я вздохнула и посмотрела вверх, на балки куполообразного потолка.

– Если честно, меня заставляют плакать не только казни, подпольщики и жестокие короли. Можешь считать меня дурой, я ведь всегда знала, что это случится, но скоро закроются торги, и, похоже, мой выбор, хороший или плохой, больше моим не будет.

– Ты знаешь, что король приказал мне определиться, – хрипло произнес он.

– Да. Он сказал мне перед охотой.

– Это не должно было случиться так быстро. И как мне это сделать?

В его голосе слышалась грусть. Я потянулась к нему, хотя вряд ли мой жест сочувствия мог ему помочь, если я продолжала плакать. Я заставила себя криво улыбнуться.

– Как ты собирался это сделать, когда только приехал?

– Это сложный вопрос. Все слишком изменилось с тех пор.

– Оу, – улыбка растянула пылающие щеки. – Неужели?

Легион улыбнулся в ответ и провел рукой по моей шее. Я не обманывала его, прикидываясь скромницей. Он наклонился ближе, и наши носы соприкоснулись. Легион запустил пальцы в мои волосы.

– Я спрашиваю, как мне отдать тебя какому-то дураку, потому что правда не знаю как. Как я могу выполнять свой долг, когда сердце пылает желанием заполучить тебя для себя?

Я хотела заговорить. Слова не шли, но признание Легиона требовало ответа.

Он прижал палец к моим губам. Его взгляд сломил меня, заставил покориться его милости. У меня было достаточно времени, чтобы отстраниться, достаточно, чтобы остановить его, и достаточно, чтобы признать, что я никогда его не остановлю, даже если так будет тысячу раз нужно.

Легион поцеловал меня.