Пророчество о пчелах

Они создавали динамичные общины в Северной Африке (Карфаген, Александрия), на Ближнем Востоке (Дамаск, Антиохия, Вавилон), в античных городах, ныне находящихся в Турции (Пергам, Эфес), в нынешней Греции (Афины, Дельфы, Тессалоники), в Италии (Капуя, Неаполь, Милан), во Франции (Марсель, Лион), в Испании (Толедо, Кордова, Кадис).

72

Нос парома разрезает морскую гладь.

Из-за политических трений между Турцией и Грецией аэропорт Ларнаки закрыт, мелкие аэропорты Кипра тоже. Рене, Мелисса и Александр вынуждены добираться туда морем, отплыв из израильского порта Хайфа.

В этот раз с ними нет Менелика Айяну.

Огромное судно греческой компании плывет на запад.

Тем же самым маршрутом приплыл на остров на борту утлой каракки девятьсот лет назад Эврар.

Глядя на воду, Рене размышляет об этом юноше, о его жизни, резко изменившейся из-за пророчества, которое он даже не мог прочесть!

Он отважен и находчив.

Рене говорит себе, что до сих пор его контакт с этим своим старинным воплощением получался не лучшим образом. Он общался с ним так же, как раньше с Сальвеном.

Но это не Сальвен. У него есть родители, прошлое, страхи, психологические травмы. Когда я снова ему явлюсь, он примет меня за демона. Духовная встреча сорвалась.

Чайка пикирует в волну, охотясь за рыбой.

Человек непрерывно судит себя самого, его терзают сожаления, он критикует то, что сделал. Вот чайке все равно, что она нырнула напрасно. Она уже об этом забыла. Всем животным наплевать на свои неудачи, они сразу переходят к следующим делам.

Мелисса стоит рядом с ним, ее волосы развеваются на ветру, как у Кейт Уинслет в «Титанике», но Рене не годится для роли Ди Каприо.

После того как Мелисса прижалась ко мне в бомбоубежище кибуца, она держится отстраненно, как будто сожалея о том своем поступке.

– Мне все еще не верится, что вы делаете все это из-за своих регрессий, – говорит она.

– Ты все еще сомневаешься в реальности наших путешествий во времени?

– Представь себе. Это выше моего понимания. Знаешь, сколько «веры» нужно, чтобы за вами следовать?

– Так или иначе, есть два неоспоримых факта: мы нашли под мечетью Аль-Акса малый храм, а потом в Сен-Жан-д’Акр ход к помещению, где хранилось пророчество. Ты считаешь и то и другое случайными совпадениями?

– Да, простым везением.

– Ты завидуешь, у тебя-то ничего похожего не получается.

Мелисса смотрит Рене прямо в глаза.

– Почему, по-твоему, у меня не получается?

Он ищет ответ и через несколько секунд находит:

– Тебе подавай контроль, ты хочешь все объяснить, для всего найти причины. А тут другое: надо просто отдаться ходу вещей. Это как уснуть: полностью расслабиться, не волноваться насчет того, получится ли забыться.

– Чего я никак не возьму в толк, так это научной логики ваших экспериментов.

– Это как самолет. Возможно, он держится в воздухе одной лишь верой пассажиров в то, что груда железа, утяжеленная багажом и тоннами керосина, может быть легче облака. Возможно, стоит одному пассажиру сказать: «Металл легче воздуха – это нелогично» – и самолет… рухнет.

Ее веселит его шутка.

– То есть у тебя на первом месте вера?

– Мы существуем в силу нашей веры в вещи, не подлежащие научной проверке, – подтверждает он.

– Бог?

– Хотя бы. Но необязательно забираться так далеко: велосипед сохраняет равновесие только в силу веры ребенка в возможность этого. Он не может объяснить принцип инерции в связи со скоростью, и стоит ему усомниться в равновесии, как он перестанет крутить педали достаточно быстро – и упадет.

На море штиль, в небе ни облачка. Рене продолжает рассуждать:

– Или взять прямохождение. Как примат ростом метр семьдесят пять сантиметров не падает, хотя упирается в землю всего лишь маленькими подошвами ног? Вспомни Алберта Биттона, ученого, которого вовсе не возмущает идея духовного путешествия во времени.

Она вздыхает.

– Согласна, в этом моя проблема. Я всегда хочу все держать под контролем, все понимать.

– Любой из нас верит, что его субъективные пределы – это универсальные объективные ограничения.

Оба умолкают и просто наслаждаются этим мгновением.