Пророчество о пчелах

– Во всяком случае, он подействовал на меня вдохновляюще. Я либо читал этих авторов, либо сочинял собственные безумные истории о космических сражениях в манере Лукиана. По сравнению с этим творчеством коллективные молитвы навевали на меня скуку. Что за интерес в ежедневном повторении и заучивании наизусть молитв, ровно ничего для меня не значивших? В один прекрасный день все это так мне надоело, что я покинул аббатство. К счастью, оно не было тюрьмой. Монахи не пустились за мной в погоню. Для них проживание в таком святом месте было привилегией. Там были кормежка, кров, безопасность, доступ к богатой библиотеке. Раз я не смог оценить все эти достоинства, значит, я был их недостоин. Для них я был неблагодарным глупцом, и они больше не приняли бы меня, если бы я передумал. Я стал скитаться по соседним деревням. На мне еще было монашеское одеяние, и мне охотно подавали милостыню. Я освоился с попрошайничеством. Случалось, на меня нападали одноногие и однорукие нищие, видевшие во мне ряженого, хитрого конкурента. Не переживи я этого сам, я бы не знал, какое яростное соперничество существует среди нищих. У каждого из них своя строго ограниченная территория.

– Ясное дело, война нищих, – комментирует со вздохом Александр.

– Но мне хотелось путешествовать. Рукописи привили мне вкус к великим эпопеям, я мечтал отправиться в Святую землю, где происходили самые невероятные чудеса, описанные в Библии. Я решил держать путь на Восток. Однажды я увидел длинную колонну солдат, подошел к ним и узнал, что они идут освобождать Иерусалим. Я попросил их взять меня с собой, объяснив, что им нужен священник для всяческих таинств: благословений, исповедей, погребений. В повозках места для меня не нашлось, поэтому мне предложили ехать верхом: мол, «там» придется сражаться. Меня даже научили обращению с мечом. Как ни странно, от неуклюжести, которую я демонстрировал, когда меня обучал отец, теперь не осталось следа: с новыми учителями я многого добился. Причина была, видимо, в том, что я знал, что от моего нового умения будет зависеть выживание в пути. В Турции, по пути, мы увидели пирамиду из черепов. Один рыцарь мне объяснил, что она осталась от первого крестового похода, неудачного «похода оборванцев». Эти фанатики-босяки грабили все города на своем пути, прежде чем были перебиты турками. Те возвели мрачные монументы из черепов для устрашения христиан, если те вздумают снова к ним вторгнуться.

Я вел дневник, где описывал племена, с которыми мы встречались, зарисовывал их одежды, архитектуру, типичные лица местных жителей. Вечерами я пересказывал рыцарям прочитанное в монастырской библиотеке. В отличие от вас, поэта, я был рассказчиком. Я пересказывал мифы Древней Греции, живописал завоевание Луны, населенной пауками. Мои рассказы имели больше успеха, чем проповеди. Спасибо, Лукиан из Самосаты! Рыцари стали меня ценить и, боясь меня лишиться, стали еще усерднее учить меня бою на мечах. Со временем мне пришлось вступать в настоящие бои. Всякий раз меня защищали, но во мне самом проснулся вкус к драке. У меня окрепли мышцы, я уже мог сам за себя постоять.

В гуще боя меня охватывал героический раж. Удивительно, но я, боязливый младший де Бьенн, бывший монашек, теперь кидался в бой и проявлял себя мужественным рубакой. Все вокруг были уверены, что меня, монаха, бережет ангел. «Ясное дело, надо мной парит ангел-хранитель!» – бахвалился я.

По пути, сначала на Рейне, потом в Болгарии и в Венгрии, я не раз становился свидетелем вырезания нашим войском еврейского населения. Но не все крестоносцы были кровожадными убийцами, набрасывавшимися на безоружных. Пользуясь своим статусом священника, я читал им укоризненные проповеди, обещая адские муки убийцам и насильникам женщин, детей, безобидных людей. Это не мешало мне упорно биться с турецкими солдатами. От сражения к сражению возрастало мое боевое умение. Рыцари учили меня сложным комбинациям: «ловушке дофина», «двойному винту», «бретонскому сапогу».

В конце концов я превратился в страстного любителя единоборств – не из жажды убийства, а из пристрастия к поединку двух умов. Здесь, как в шахматах, нужно было найти слабое место в чужой обороне и разработать стратегию для ее преодоления. Как-то раз один из самых видных рыцарей, Гуго де Пейн, предложил мне самому стать рыцарем. Он лично провел церемонию посвящения и вручил мне отменный меч.

С этим мечом я участвовал в осаде и взятии Маарат-ан-Нумана, был в войске Раймунда Сен-Жильского, графа Тулузского. Дальше наш путь вел на юг: Триполи, Бейрут, Тир, Вифлеем. 15 июля 1099 года я очутился под стенами Иерусалима, где мне повезло повстречать некоего Гаспара Юмеля…

Рене отпивает еще коньяка.

– Ну, что скажете? Все эти сцены – плод нашего воображения? Если да, то мы с вами – готовые романисты!

Александр от души хохочет, потом встает и смотрит в окно, на звездное небо.

– Удивительное дело! – говорит он. – Ты прошел путь от монаха до солдата, а я – наоборот, от солдата до монаха.

– Но в конце концов мы оба совместили обе премудрости – книги и меча.