Я вижу, какая ты в школе, как поникают от этой тяжести твои плечи, как затмевается твой яркий, прекрасный свет. Друзья, которые думают, что знают тебя. Родители, которые ожидают от тебя столь многого, – и совсем не того, что нужно. Ты лучше всего этого. Ты особенная. Бонни, ты знаешь, какая ты особенная? Я хочу увезти тебя отсюда. Я хочу защитить тебя от мира.
Но Бонни не надо было защищаться от мира, пока ты не увез ее, чуть не говорю я экрану. Боже, почему Бонни мне ничего не говорила? Не показала эти письма? Я бы ей сказала… а что бы я сказала? Что это за драму он тут устраивает, Бон? Может, ему успокоиться? И сколько-сколько, ты говоришь, ему лет? Не староват для тебя? Он точно не делает ничего противозаконного?
Однажды мы будем вместе, и я подарю тебе все, что ты хочешь и чего заслуживаешь. Мы больше не будем прятаться. Я знаю, что нам придется подождать, но не думай, что это как-то обесценивает мои чувства к тебе. Я люблю тебя. Однажды я скажу об этом всему миру.
Я перечитываю сообщение Роуэн, а потом лезу в интернет смотреть слово «груминг».
По первой ссылке я читаю много такого, что вполне подходит Бонни, от «изменений в личности» до утверждения, что «ребенок или подросток может не понимать, что подвергается грумингу». От прочитанного я вся покрываюсь мурашками, и меня попеременно охватывает то жар, то холод. Я вспоминаю, как Бонни настаивала, что она счастлива, что влюблена, что это ее собственный выбор. Я кусаю ногти, а потом принимаюсь за подушечку большого пальца.
Я достаю телефон, чтобы написать Бонни, но в итоге несколько минут тупо таращусь в экран. Что мне сказать? Эм, Бонни, а тебе не кажется, что ты стала жертвой груминга? Я уже знаю, что она ответит. Она скажет, нет, мы влюблены. И откуда мне знать разницу?
Как жаль, что мы не можем поговорить лицом к лицу. Если бы вместо сообщений и редких звонков мы могли бы хоть раз встретиться, это, может, решило бы часть проблемы. Когда мы говорим по телефону, она в любой момент может повесить трубку и пойти поговорить с мистером Коном. И он, естественно, сможет ее переубедить.
Может, мне уже пора рассказать всем, где она? Нет. Я не могу. Но, может, нужно? Только
– Иден? – Стук в дверь, голос Кэролин. – Пора вставать!
– Ладно. – Я откидываю телефон в сторону и закрываю ноутбук. По крайней мере, это может подождать до окончания экзамена.
В школу я иду одна. Сегодня журналистов у ворот толпится меньше, и они на этот раз не орут. Мистер Садбери, учитель физкультуры, стоит, прислонившись к воротам, будто охраняет вход. Может, поэтому журналисты и разбежались.
Бредя по коридору с зажатым в руке прозрачным пеналом, я стараюсь выкинуть прессу из головы, но у меня не получается. Интересно, что они знают? Чего не знают? С какой стороны хотят подать историю? Что появится в газетах завтра? Я думаю о том, как Бонни просыпается в Шотландии в одной постели с мистером Коном. До чего же все-таки странно. Думаю про груминг. И совсем не думаю про химию.
Но затем мне приходится подумать о химии: начинается экзамен и выбора у меня не остается. Я пробегаю глазами листок с заданиями, стараясь найти вопросы, от которых у меня не начнется паника. Я пытаюсь представить, что бы сделала на моем месте Валери. Вспоминаю, как она рисовала атом вчера вечером. Электроны снаружи, ядро в середине. Это помогает, но не особенно.
И все же лучшее в этом экзамене то, что он заканчивается.
Когда я выхожу в коридор, Коннор ждет меня, прислонившись к стене. Поначалу он ничего не говорит, лишь улыбается с надеждой и приподнимает брови, словно хочет спросить: «Ну и?»
– Пф, – говорю я.
Его лицо огорченно вытягивается:
– Да?
– Пффф. Пойдем уже.
– Но ведь было лучше, чем вчера?
– Ну, по крайней мере я не рыдала. Так что, наверное, лучше. А у тебя?
– Думаю, нормально, – осторожно говорит он. – Правда, с галогенами что-то совсем жесть.
Я понимающе морщусь. Коннор открывает передо мной дверь, и я выхожу на солнечный свет. Обсуждать экзамен – это почти так же ужасно, как и писать его.
– Хочешь зайти в Косту? – спрашиваю я, загораживая глаза ладонью и жалея, что не взяла солнечные очки.
– Мне нужно домой, – отвечает Коннор с извиняющейся улыбкой. – Меня бабушка заберет, поеду готовить поздний завтрак. Яйца и бекон. Я весь экзамен думал о еде. – Он тихо смеется. – Хочешь ко мне?
– А можно?