Прощание славянки

Для Германии вовлечение в войну Турции имело принципиальное значение. Турция, по замыслу германских стратегов, имея миллионную армию, должна была оттянуть на себя резервы и ресурсы России на Кавказ, а Великобритании — на Синайский полуостров и в Месопотамию (территория современного Ирака).

Для самой же Турции, пережившей на рубеже XIX–XX столетий ряд военных поражений, участие в новой войне, тем более против России было далеко не радужной перспективой.

Поэтому, несмотря на союзнические обязательства, руководство Османской империи долго колебалось, прежде чем начать войну с Россией.

Против этого выступал как сам глава государства — султан Мeхмeд V, так и большая часть членов его правительства.

Сторонником войны был лишь военный министр Турции Энвер-паша, находившийся под влиянием руководителя германской миссии в Турции генерала Л. фон Сандерса.

В силу этого турецкое руководство в сентябре 1914 года, через российского посла в Стамбуле Н. Гирса довело свою позицию о готовности не только быть нейтральным в уже начавшейся войне, но и выступить союзником России против Германии.

Парадоксально, но именно это и не устраивало царское руководство.

Николаю II не давали покоя лавры его великих предков: Петра I и Екатерины II и ему очень хотелось реализовать идею обретения для России Константинополя и черноморских проливов и тем самым войти в историю.

Наилучшим же средством добиться этого была только победоносная война с Турцией. Исходя из этого, и строилась внешнеполитическая стратегия России на ближневосточном направлении. Поэтому вопрос о союзнических отношениях с Турцией даже не поднимался.

«Таким образом, — писал один из историков, — высокомерие во внешнеполитической деятельности, оторванность от политических реалий, переоценка своих сил и возможностей привели к тому, что руководство России поставило страну в условия войны на два фронта.

Расплачиваться за волюнтаризм политического руководства страны в очередной раз пришлось российскому солдату».

Звучит, конечно, красиво.

Расплачиваться, солдату, волюнтаризм…

Но при этом почему-то забывается то, что предложить союз и заключить его вещи разные.

При этом совершенно не принимается во внимание то, что главную роль в Турции в то время играл отчаянный до безрассудности Энвер-паша, а вся турецкая армия была подчинена германским офицерам.

И уж кто-кто, а главный триумвир сумел бы укротить и непокорных и несогласных.

Вряд ли бы остались безразличными наблюдателями и немцы, вложившие в турецкую армию многие миллионы.

В этой связи весьма интересно будет познакомиться с воспоминаниями министра иностранных дел России Сазоновым, который провел несколько дней в обществе одного из триумвиров Турции Таллат-беем.

«В мае 1914 года, — писал он, — султан Махмуд V послал с этой целью в Крым министра внутренних дел Талаат-бея и генерала Иззет-пашу.

Я приурочил свою служебную поездку в Крым ко времени прибытия в Ялту турецкого посольства. За время двухдневного пребывания послов в Крыму мне пришлось почти постоянно быть с Талаатом и его товарищем.

Это дало мне возможность познакомиться, до некоторой степени, с этим человеком, которого без преувеличения можно назвать одним из величайших злодеев всемирной истории.

Прибывший в Ялту по случаю приезда посольства наш посол в Константинополе М. Н. Гирс, хорошо знавший Талаата благодаря своим служебным сношениям с младо-турецким правительством, в котором наряду с военным министром Энвером Талаат играл самую видную роль, предупредил меня, что из всего того, что скажет мне Талаат, мне не следовало верить ни одному слову.

Это предостережение вполне соответствовало всему, что мне было известно об этом человеке, и поэтому я внутренне желал бы, чтобы он был со мной по возможности малообщителен.

Тем не менее, он интересовал меня, и в эту пору даже более, чем когда-либо, потому что мне хотелось хоть поверхностно узнать человека, от доброй или злой воли которого зависела судьба армянских реформ, начатых незадолго перед тем по почину русского правительства и в благополучном проведении которых я принимал активное участие…

В день своего отбытия Талаат и Иззет пригласили меня и моих сотрудников, а также нескольких лиц свиты Государя обедать на яхте султана, стоявшей на якоре в ялтинском порту.

Во время обеда Талаат, сидевший рядом со мной, говорил мало и казался чем-то озабочен. К самому концу обеда и незадолго перед тем, как я хотел вернуться с яхты на берег, он наклонился ко мне и сказал очень тихим голосом, чтобы не быть услышанным другими:

— Я должен сделать вам серьезное предложение. Не хочет ли русское правительство заключить союз с Турцией?

Я должен признаться, что это предложение застигло меня врасплох.

Я ожидал чего угодно, кроме предложения союза от Талаата.

Справившись со своим изумлением, я спросил у него:

— Отчего вы оставили ваше предложение до последней минуты, когда у вас было столько случаев сделать его раньше?

Талаат ответил мне, что обсудить его теперь, конечно, уже не было времени и что ему хотелось только знать, как бы я взглянул на возможность подобного союза.