Прощание славянки

Затем, по словам Распутина, Николай Николаевич намеревался захватить Петроград и заставить царя отречься от престола.

Император был потрясен.

— Что же мне делать? — спросил он.

— Он хочет отправить меня в Сибирь, — ответил старец, — а я отправлю его на Кавказ!

Через три дня из Ставки на самом деле пришла телеграмма от великого князя, в которой говорилось о нехватке хлеба в армии. И это было сущей правдой.

Продовольствие не подвозилось вовремя из-за «пробок» на транспорте. Никаких подтверждений того, что Николай Николаевич планировал заговор, найдено не было.

Тем не менее, Симанович писал: «Его судьба решена. Никто не мог переубедить императора относительно того, что великий князь задумал поход на столицу с целью свержения его с престола».

Судьба великого князя будет решена позже, однако Распутин при каждом удобном случае продолжал пугать царскую чету грядущим переворотом.

Помогало ему и то, что с конца апреля события на фронтах развивались не в пользу России, хотя в сражениях были задействованы лучшие войска, в том числе цвет армии и опора монархии — гвардейские части.

Весной и летом 1915 года русская армия участвовала в ряде кровопролитных сражений, однако понесла огромные потери из-за недостаточного обеспечения боеприпасами и своевременным вооружением, особенно артиллерией.

Натиск «проклятых тевтонов» вынудил русскую армию отойти на Восток, оставив Галицию, Польшу и некоторые другие районы.

События лета 1915 года походили на огромную военную катастрофу, и командование на какое-то время оказалось деморализованным.

Еще в мае, когда только разворачивалось наступление немцев, Николай II приехал в ставку и застал там картину полного уныния.

«Бедный Н. (великий князь Николай Николаевич) рассказывая мне все это, — писал жене царь, — плакал в моем кабинете и даже спросил меня, не думаю ли я заменить его более способным человеком».

Пока царь раздумывал над этим вопросом, германо-австрийские войска 9 июня заняли Львов, продвинувшись за полтора месяца более, чем на сто километров.

Русские войска были вынуждены оставить Галицию. Серьезно ухудшилось стратегическое положение их армий в Польше. Велики были потери русских войск.

Но не надо думать, что на решение царя повлияло только нашептывание Распутина и царицы и угроза лишения престола.

«Для объяснения обстоятельств, при которых Императору пришлось самому принять общее командование армией, — писал один из очевидцев тех событий уже в эмиграции в 1941 году, — мы позволим себе сделать некоторое отступление.

После нанесения удара макензеновской фалангой 3-й армии под Горлицей, русские войска, начиная с весны 1915 г. до самой осени 1915 года, находились в полном, беспорядочном отступлении.

В результате чего враг проник далеко вглубь коренной русской земли, захватил лучшие мощные железнодорожные магистрали и богатейшие области, штабы растерялись, и руководство армиями расстроилось.

Получилось полное впечатление краха. Армия, преследуемая энергичным противником, не отступала, а бежала, бросая по дороге материальную часть и огромные склады продовольствия и фуража, взрывая форты сильнейших крепостей и оставляя без одного выстрела прекрасно укрепленные позиции.

Штабы давали только один приказ: „назад и как можно скорее и дальше назад“. Нужно было какое-то крупное решение.

И вот в этот момент Государь принял на Себя всю ответственность за дальнейшую судьбу Отечества».

Существуют и другие свидетельство того, что Николай II не мог спокойно смотреть на то, что происходит с его горячо любимой армией.

«Летом 1915 года, — вспоминает А. А. Вырубова, — Государь становился все более и более недоволен действиями на фронте великого князя Николая Николаевича.

Государь жаловался, что русскую армию гонят вперед, не закрепляя позиций и не имея достаточно боевых патронов.

Как бы подтверждая слова Государя, началось поражение за поражением; одна крепость падала за другой, отдали Ковно, Новогеоргиевск, наконец, Варшаву.

Я помню вечер, когда императрица и я сидели на балконе в Царском Селе.

Пришел Государь с известием о падении Варшавы; на нем, как говорится, лица не было. Он почти потерял свое всегдашнее самообладание.

— Так не может продолжаться, — воскликнул Он, ударив кулаком по столу, — я не могу сидеть здесь и наблюдать за тем, как разгромят мою армию! Я вижу ошибки и должен молчать. Сегодня говорил мне Кривошеин, — продолжал Государь, — указывая на невозможность подобного положения».

После падения Варшавы Государь решил бесповоротно, без всякого давления со стороны Распутина или Государыни, встать Самому во главе армии; это было единственно его личным, непоколебимым желанием и убеждением, что только при этом условии враг будет побежден.

«Царь, — пишет в своих воспоминаняих С. Мельгунов, — будто бы сказал однажды: „Все мерзавцы кругом! Сапог нет, ружей нет — наступать надо, а отступать нельзя“».

Остается только напомнить, что одного из этих «мерзавцев», военного министра Сухомлинова пригрел сам царь. А другого поставил заведовать всей русской артиллерией.