Прощание славянки

Он подал рапорт о переводе в авиацию, но по неизвестной причине получил отказ».

В этой связи можно вспоминить и «На Западном фронте без перемен» Э. М. Ремарка.

Да, с точки зрения боевых действий на фронте никаких особых пермен, действительно, не наблюдалаось.

Зато они происходили в душах и умах тех, кто был обречен на тупое ожиданье смерти в залитых водой и грязью окопах.

И Ремарк блестяще показывает, как сгорели иллюзии в огне войны поколения восемнадцатилетних юношей, посланных со школьной скамьи на фронт.

Опыт одного из представителей этого «потерянного поколения» — Пауля Боймера, от имени которого написан этот роман, включал в себя опыт миллионов простых солдат.

Рекрутство, ожидание первого боя, газовые атаки, ураганный огонь, рукопашные бои, лазарет и пребывание в нем, ранения, смерть…

Ремарк показывает войну в ее повседневности, превращающих людей в «людей-зверей», в «бесчувственных мертвецов, могущих только бегать и убивать».

Он осуждает войну (и позиционную, и непозиционную), явившую высшую меру презрения к человеческой жизни, нанесшей неизмеримый урон человечности, приучившей человека быть равнодушным ко всему, приучить к тому, к чему привыкать нельзя, — к противоестественной смерти в расцвете сил.

«Он, — писал о Ремарке один из ярчайших представителей экспрессионизма, немецкий поэт Э. Толлер, — говорит за всех нас, за нас — серую скотинку, служивых, лежащих в окопах, завшивевших и покрытых грязью, обстрелянных и расстрелянных, видавших войну не из генштаба, кабинета или редакции, переживавших ее как повседневность, как страшную и монотонную повседневность…»

Не менее страшны, чем сама, и ее последствия, поскольку ничто на земле не проходит бесследно.

И вот что писал все тот же Толлер о нравах переполненной дезертирами тюрьме, в которой царила атмосфера безумия и отчаяния: «Осколками стекла они вскрывают себе вены, разрывают простыни и свивают из полотнищ верёвки, бросаются в каменные пролёты лестниц.

Я никогда не забуду пронзительного животного вопля, ворвавшегося однажды утром в мой сон; я вскочил и тоже закричал и, чужой самому себе, кричал и кричал, не переставая…»

И это не просто слова. Это откровение человека, который

сразу же после начала войны отправился на фронт добровольцем и собственными глазами увидел, что представляет собой война.

Тринадцать месяцев он провёл на передовой, где его былой патриотизм сменился ужасом перед бессмысленным убийством.

Тринадцать месяцев он видел, как лилась кровь, гнили раны и кровавый Молох бесжалостно перемылывал человеческие кости и судьбы.

Тринадцать месяцев в нем зрел яростный протест против устроенной людьми бойни.

Надо ли говорить, что с войны Толлер вернулся пацифистом…

Глава XII. Хотят ли русские войны…

Несмотря на неудачи, немцы не оставили идею сепаратного мира.

В конце февраля 1915 года посланец датского короля Андерсен посетил Петроград.

Он встретился с Николаем II, министром иностранных дел России Сазоновым и графом Витте.

Провел он несколько бесед и с вдовствующей императрицей, датчанкой по происхождению Марией Федоровной, на чью поддержку серьезно рассчитывал.

К сожалению датского эмиссара, все его русские собеседники высказали крайне негативное отношение к заключению за спиной союзников сепаратного сговора с Германией.

Русские еще не созрели к мыслям о мире — таков был главный итог первой миссии датского посланника в столицу российской империи, который и был доведен до сведения немецкой стороны.

О явной заинтересованности немецкого руководства в налаживании неформальных контактов с русскими в начале 1915 года свидетельствуют и некоторые другие факты.

Так почти сразу же после посещения Андерсеном Петрограда в российской столице 10 марта было получено письмо княгини М. А. Васильчиковой.

Письмо это было написано на имя Николая II и доставлено в Министерство иностранных дел шведским посланником в России.

Васильчикова была не простым человеком — она состояла фрейлиной царицы и вдовствующей императрицы и имела хорошие связи при дворе.

С другой стороны, Васильчикова была тесно связана и с австрийской аристократией, в том числе и с бывшим австро-венгерским послом в России князем Лихтенштейном. В августе 1914 года она оказалась в своем родовом имении близ Вены, где и была временно задержана австрийскими властями.

Теперь в Берлине и Вене решили использовать в своих интересах эту великосветскую особу, лично известную самому Николаю.

В своем письме Васильчикова, по просьбе обратившихся к ней двух влиятельных немцев и одного австрийца, писала царю о миролюбии Германии, о ее искреннем стремлении восстановить с Россией мирные отношения.

В связи с этим княгиня предлагала организовать в какой-либо нейтральной стране сепаратные мирные переговоры между Россией и Германией.

Российские историки до сих пор так и не установили имя австрийца, от имени которого Васильчикова писала письмо императору.