На самом деле русско-сербское соглашение о военно-политическом сотрудничестве крайне обострило обстановку в Юго-Восточной Европе.
Вена и Будапешт расценили его как шаг к окружению Австро-Венгрии.
В марте-мае прошло согласование предстоящих операций против Австро-Венгрии.
Такое же согласование будущих военных действий имело место и с Черногорией.
Спустя полгода царское правительство, не завершив программу подготовки к войне, бросилось на защиту своего сербско-православного протеже, зная заранее, что Германия не допустит разгрома русскими своей союзницы Австрии.
Россия вступилась за Сербию, за своих братьев-славян и единоверцев.
Мы уже упоминали о том, как в разговоре с Великим князем Александром Михайловичем Николай на вопрос о том, мог ли он избежать войны, ответил:
— Я мог избежать войны, если бы хотел совершить акт предательства по отношению Сербии и Франции, но это не в моем характере…
Как мы уже говорили выше, Николай Александрович ошибался.
Войны он избежать не мог, даже если бы предал три Сербии!
Ведь к этому времени русскому Генеральному штабу был хорошо известен план Щлиффена-Мольтке, согласно которому Россия должна была повержена силой германского оружия сразу же после разгрома Франции.
И тем не менее…
С другой стороны, Николая понять можно, поскольку его фраза звучит, действительно, по-царски. И в духе времени.
Верный своему слову монарх, славянин до мозга костей и защитник православной веры!
Большего не требовалось…
Да, сейчас многие историки считают, что царь слишком увлекся патетикой, а надо было действовать проще.
Как?
Да бросить эти сербов к чертовой матери, вот и все!
Тогда бы, мол, и волки были сыты, и овцы целы!
А тут?
Какое-то честное слово!
Как мы еще увидим, волки, в лице которых выступали кайзер и его окружение, не были бы сыты ни при каком раскладе.
Но современным читателям надо напомнить и о том, что в XIX веке успехи и неудачи во внешней политике воспринималась общественностью куда более болезненно, чем сейчас.
Уступка конкурентам в каком-либо уголке Земли считалась общенациональным позором, и в подобных случаях слетали правительства.
Другое дело, что кончалось подобное заступничество самым плачевным образом для заступников.
Я написал довольно мгого книг по истории, а потому могу с уверенностью сказать, что точно так же, как никому не дано предугадать, как «наше слово отзовется», точно также никто не может знать, к чему приведет тот или иной поступок.
Иначе не было ни Бородина, ни Ватерлоо, ни Сталинградской битвы, ни Курской дуги!
А теперь давайте ответим на простой вопрос: могла бы Россия избежать войны?
Ответ будет простой: нет, не могла!
А всем тем, кто думает иначе (таковых, надо заметить, хватает), я попросил бы ответить на следующий вопрос.
Как можно было избежать войны, если, согласно плану Шлиффена, Германия намеревалась в считанные недели «разобраться» с Францией, а потом ударить по России?
Как можно было избежать ее, если Германия не только не шла ни на какое сближение с Россией, но противостояла ей практически по всем позициям мировой политики?
Иными словами в 1914 году могло произойти то же самое, что случилось в 1941 году.
И после того как французы предали свою страну и сдались на милость Гитлера, он ударил по Советскому Союзу.
Да, многие исследователи и сейчас полагают, что избежать войны Россия не смогла бы, но оттянуть ее она была в силах.
Говоря откровенно, в это вериться с трудом.
Помните, что говорил в июле 1914 года министр иностранных дел Германии Г. фон Ягов немецкому послу в Лондоне князю К. М. Лихновскому?
«В основном Россия сейчас к войне не готова, — заявил он. — Франция и Англия тоже не хотят сейчас войны.
Через несколько лет, по всем компетентным предположениям, Россия уже будет боеспособна. Тогда она задавит нас своим количеством солдат; ее Балтийский флот и стратегические железные дороги уже будут построены. Наша же группа между тем все более слабеет.
В России это хорошо знают и по этому, безусловно, хотят еще на несколько лет покоя».
Расчет немцев был прост: если Россия не вступится за сербов, то в войне один на один Австро-Венгрия их разгромит, что пойдет на пользу Центральным державам.
Если Россия все же заступится за своего исторического союзника, то разразится большая война при самых благоприятных для Берлина условиях. И главным из них была относительная военная слабость России.
Остается только добавить, что подобно тому, как рассуждал этот видный кайзеровский дипломат в июле 1914 года, в Берлине думали многие.
И не только думали, но и собирались воевать с Россией именно тогда, когда она была слаба.
Сложно себе представить, чтобы начальник Генерального штаба Германии Мольтке говорил бы кайзеру:
— Россия воевать еще не готова, поэтому нам не следует начинать войну!
И остается только догадываться каким таинственным образом Россия могла бы оттянуть начало войны.
Даже если бы Россия сумела бы получить еще два-три мирных года, то возникают весьма серьезные сомнения в том, что она на самом деле сумела подготовиться к совершенно иной войне, нежели она вела до сих пор.