Много ли из думавших и естественно развивающихся не переживало внутри себя периода религиозных сомнений, колебаний, и много ли осталось навсегда материалистами? Остались те, поверьте, у кого в организации мясо и кровь настолько преобладают, что они были бы материалистами и без всяких Бюхнеров и Дарвинов. У нас много напускающих на себя религиозный индифферентизм, делающих себе из него род украшения; но присмотритесь к ним поближе, и вы разубедитесь в их безучастности к религии. Наконец припомните, что лучшее средство для распространения чего-либо вредного, это кричать об опасности его и проповедывать запрещение: тогда, наверное, вы поспособствуете распространению.
Учение Дарвина, хотя бы об обезьяне, или верно, или же нет. Если оно верно, если оно основано на фактах, и будет безспорно доказано фактами, то, что бы вы ни делали, оно станет господствовать. Если же оно – увлечение, то наука сама выметет его, сама найдет такие доказательства, против которых не устоять ему.
Посмотрите, как смотрят истинные естествоиспытатели на мысль Дарвина считают ли они ее настолько доказанной, как вращение земли вокруг солнца? Нет; они берут ее, как одну из возможных гипотез, и всячески изучают ее на фактах. Они усиленно отыскивают ее слабые стороны. Дайте же, как философ, окончиться этому критическому труду; отнеситесь с уважением к необходимой попытке в естествознании Дарвинова учения, и не передавайте в легкой форме насмешливых заметок на унижение и посмеяние строго научную и философскую попытку человеческого ума, и ума гениального, на растерзание тем, которые не обладают ни достаточным знакомством с научными исследованиями и требованиями, ни достаточной подготовкой, чтобы быть судьями дела.
4) Странно видеть у вас именно то раздражение, которое высказываете вы против сочинения Дарвина с религиозной точки зрения; странно также, что вы требуете от научного сочинения формы акафиста, или богословского упражнения, вам бы все хотелось, чтобы все естествознание писалось в духе Бриджватеровских трактатов, или по любимому рецепту английских популярных сочинений, везде кстати и кстати умиляющихся чудесностями явлений.
Такая форма, как показывает история, всего более способна повести к реакции; научные же исследования, по тому же показанию, не вредят религиозному чувству. Вспомните, что религия не пошатнулась ни на иоту, ни от того, что земля стала по науке обращаться вокруг солнца, ни от того, что весь звездный мир подчинился математической формуле в своих движениях; ни от того, что геология показала громадную продолжительность явлений, содействовавших образованию земли. Когда все эти научные результаты появлялись впервые, то казалось, что с принятием их подрывается авторитет священных преданий, а сколько книг, не только что заметок, написано было в предостережение невинных сердец от принятия этих ложных научных учений, этих стремлений наук к возбуждению неверия; дело не ограничивалось только книгами и брошюрами, а иногда соединялось с темницей, пыткой и анафемой. И не странно ли, не жалко ли нам смотреть теперь на эти опасения, на эти элегии? Теперь и в духовных академиях учат об обращении земли вокруг солнца, теперь о геологических периодах спокойно, научно, критически и безпрестанно пишут и читают лекции и богословские авторитеты. Имеете ли вы основание предполагать, что и из теории Дарвина в окончательной ее форме не выработается таких же простых, ясных данных, относительно биологических форм, какие выработали геология и астрономия по предметам своих исследований, с которыми вы тоже помирились с религиозной точки зрения, как помирились с неподвижностью солнца? И это будет непременно. Наука имеет идеалом истину, религия ее своей основой; если наука окончательно выработала истину, то эта истина непременно окажется как результат, как частное истина религиозного изучения, но дайте только науке свободу дойти до этого, помогите ей серьезным исследованием, а не насмешкой.