Простая речь о мудреных вещах

По четвертому пункту я не знаю, где вы нашли у меня требования «от научного сочинения форм акафиста или богословского упражнения».

«Такие формы, – продолжаете Вы, – всего более способны повести к реакции, научные же исследования, по тому же показанию, не вредят религиозному чувству».

Вы просто приводите меня в недоумение, любезнейший рецензент, повторяя мои мысли почти моими словами, как возражения, против меня обращенные (см. выше ст. 38 и проч.). Я вижу теперь ясно, что Вы, прочитав мой разбор, начали писать против него по памяти, под впечатлением последних частных замечаний. В начале моего разбора сказано:

«Я уверен, что Дарвин есть самый благочестивый человек, и лучше многих, яснее созерцая премудрость творения, преклоняется перед ней и перед ее «таинственным Повелителем», точно как соотечественник его Ньютон снимал шляпу, произнося имя Божие».

«Я уверен, что он не только благочестивый человек, но и ревностный протестант, соблюдает свято все обряды своего вероисповедания. Его исследования, его наука, – сами по себе, а он – сам по себе».

«Дарвин представляется мне самым скромным человеком, человеком, ищущим истины искренно».

«Многообразные сведения его о естественной истории изумительны; зоркой наблюдательностью, способностью припоминать, обобщать наблюдения, иметь всю природу как бы на ладони у себя, едва ли кто из натуралистов обладал в такой степени».

Скажите, спрашиваю, кстати, неужели человек, выражавшийся так о Дарвине, может думать о его осмеянии, или предполагать бросание грязью в науку?

И так в опыте дилетантского разбора моего, смею надеяться, воздана, по мере сил, должная справедливость гениальности Дарвина и показана относительная важность, польза его исследований, – относительная, а не безусловная, как приписывается ей у наших философов-попугаев.

Дарвинова система в истории науки с ее изучением и Дарвинова система с ее распространением среди молодежи, в толпе, без изучения, – две вещи, совершенно разные; первая может идти своим путем или порядком; второй должно всячески мешать и не давать ходу, по моему крайнему разумению.

У нас появилось вдруг три перевода Дарвинова сочинения, и в объявлениях газетных, для зазыва и приманки читателей, печаталось во всеуслышание, что у Дарвина доказывается происхождение человека не от обезьяны, как прежде, а от какого-то косматого зверя.

В родственных журналах разнеслись тотчас клики о последнем слове науки, о наступлении новой эры, о торжестве прогресса, как будто решены были все высшие человеческие задачи. Так падки все у нас на новизну, столько охотников попользоваться даровщиной, прослыть ревнителями науки на шаромыгу.

Явился молодой, талантливый писатель, который взялся быть истолкователем, популяризатором системы, и действительно исполнил это с блеском.

Судьбе угодно было, чтобы он вскоре утонул, и вот за гробом его идут двести человек, между которыми было много девушек, а в газетах выражается удивление, как могло случиться, чтоб явилось так мало провожатых – (во тьму, в ничтожество!), и собирается капитал для основания стипендии в память его журнально-философской деятельности!

Пропаганда действует; переводятся подходящие книги, о которых можно сказать то же, что и о Дарвине, касательно их употребления; сочиняются свои книжки для детского чтения, учреждаются учебные сады; устанавливаются, слышно, пени в семействах между неофитами за исполнение прежних семейных обязанностей; ныне слышишь об одном убийстве, завтра о таком-то покушении, о бегстве из родительского дома, вот и отзыв швейцарского муниципалитета о поведении русских девушек с обрезанными косами! В то же время легкомысленная, чтобы не сказать более, журналистика подвергает ругательствам и насмешкам всякое замечание о зле, происходящем от совокупности новых учений, не вразумленных, перетолкованных, злоупотребленных! Отсталые, невежи, друзья тьмы, гасильники, враги прогресса! Кричат на предостерегателей продажные или ослепленные борзописцы, и несмысленная толпа одобряется, а у общества, очень, впрочем, не зрячего, глаза отводятся в сторону. Оно увидит наконец вред от покровительствуемых канканов, да уже может быть, поздно, и получить достойное себе наказание.