Простая речь о мудреных вещах

Простые, грубые, необразованные рыбаки, не понимавшие до такой степени Его учения, что самые лучшие из них искали первенства, отрекались, сомневались, предлагали маловажные вопросы, – пропускавшие мимо ушей важнейшие из Его слов, делаются горячими проповедниками, привлекают тысячи, и кровию своею запечатлевают истину своей веры. Во всю землю изыде вещание и в концы вселенныя глаголы их! Двенадцать невежд покоряют образованный мир! Откуда явилась в них такая сила?

Сколько любви в посланиях Иоанна, Петра, Иакова, Иуды, Павла? Найдется ли малейшая доля ее во всех философиях, во всех законоположениях, во всех фантазиях, древнего мира? У Моисея нет ее: у него только любовь к Богу. Во всем древнем мире нет ее. Откуда же явилась она?

Из гроба Христова.

Как иначе могли Евангелисты припомнить все происшедшее в такой последовательности, и по истечении долгого времени, когда прежде забывали ежеминутно? Как могли сохранить в такой подробности все учение, без единой черты противоречия в правилах, заповедях, притчах, ни в чем? удержаться от всего лишнего, пошлого, житейского, личного? Естественно ли это, можно ли объяснить все это без особенного вдохновения божественного? А вы как думаете, философы и позитивисты?

Чем объясните вы обращение Савла, который из яростного гонителя сделался самым ревностным проповедником и самым глубоким толкователем принятого учения?

Чище, выше, любезнее, совершеннее Христа, не было никого на свете, во всей истории человеческого рода, никто не учил лучше, полезнее Его; – ну так и слушайте Его, верьте Ему, живите, как Он заповедал жить вам.

В Евангелии все предусмотрено: о чем бы вы ни подумали, в чем бы ни усомнились, касательно образа жизни на земле, на все получите соответствующий ответ.

О, если б оно было исполняемо, как бы люди были счастливы! никакая конституция не может доставить государствам такого благополучия, как исполняемое, даже сколько-нибудь, Евангелие. (20)

И были, и есть люди, которые, живя так, как Он учил, испытали это на себе, достигали ясновидения, восторгались до третьего неба; они свидетельствуют, доказывают своею жизнью и смертью, что слово Его истинно! (21)

Исполняя Его заповеди, вы увидите и поймете больше того, что понимаете и видите теперь, чрез свои кривые очки, отуманенными глазами, с головою в чадном угаре. Заскорузлыми руками нельзя плести кружева, нельзя с тяжелой плотью вознестись в горняя и размышлять о святом с животными страстями. Очистим чувствия и узрим!

Так ли мы понимаем Евангелие, где Христос говорит о себе? Господи, покажи нам свет!

Живущие по плоти о плотском и помышляют, и живущие по духу о духовном. Плотские помышления суть смерть, а духовные помышления – жизнь и мир. Потому что плотские помышления суть вражда против Бога, поелику закону Божию не покоряются, да и не могут. Посему живущие по плоти Богу угодить не могут (Рим. 8, 5–8).

Если б не было Бога, то надо б было выдумать Его, сказал Вольтер. Если б не было Христианства, то надо б было выдумать его, но измыслить его не мог бы никто кроме Бога!

О католичестве

Нашел я в своих тетрадях несколько мыслей о католичестве с Папою. Христос сказал Петру: Ты еси Петр, и на сем камени созижду церковь, и врата адовы не одолеют ю (Мф. 16, 18).

«На сем камени» – на исповедании Петровом Иисуса Христа Сыном Бога живого. Не Петр есть основание церкви, а Христос, Его слово.

Если б Он давал этим словам такое значение, какое дают им католики, то Петр должен бы, по крайней мере, по воскресении Христовом, занять, видимо первое место между Апостолами, но он никогда не занимал такого места.

Вскоре после этих слов Иисус сказал Петру: «отойди от меня, сатана; ты Мне соблазн, потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое».

К Римлянам даже нет послания Петрова, а есть Павлово[53]. С чего бы Павлу писать туда послание даже идти туда, если б там хозяином был Петр. Апостолы ни о чем не спрашивали Петра, и ведать не ведали о таком его назначении, совершенно между собою равные по всем свидетельствам. Павел, младший между ними, не очевидец, даже осуждает некоторые его действия.

В первом веке нет никакого свидетельства, намека, ни малейшего повода заключать, чтоб был где-нибудь вопрос о каком-нибудь первенстве, преимуществе, главенстве.

Павел пишет к Коринфянам: я разумею то, что у вас говорят: я Павлов, я Аполлосов; я Кифин, а я Христов. Разве разделился Христос? Разве Павел распялся за вас? Или во имя Павла вы крестились? (1 Кор. 1, 12–13)