Простая речь о мудреных вещах

Еллины хотели видеть Иисуса и просили апостола Филиппа показать им Его. Филипп сказал Андрею; Андрей и Филипп передал это желание Иисусу (Ин. 12, 21–22).

Самарянка говорит Иисусу, сказавшему ей, что если б она попросила Его, то Он дал бы ей воду живую: тебе и почерпнуть нечем, а колодезь глубок: откуда же у тебя вода живая? (Ин. 4, 11)

Вартимей, сын Тимеев, слепой, сидел у дороги, прося милостыню (Мк. 10, 46).

Петр отсек рабу архиерееву правое ухо. Имя рабу Малх (Ин. 18, 10).

Один юноша, завернувшись по нагому телу в покрывало, следовал за Иисусом из Гефсиманского сада, где он был предан и воины схватили его. Но он, оставя покрывало, нагой убежал от них (Мк. 14, 51–52).

В Гефсиманском саду Иисус отошел от учеников (Петра, Иакова, Иоанна) на вержение камня (Лк. 22, 41).

Воины заставили проходящего некоего Киренеянина Симона, отца Александрова и Руфова, идущего с ним, нести крест Его (Мк. 15, 21).

И пронеслось слово сие [придуманное первосвященниками о похищении учениками тела Иисусова – М.П.] между Иудеями до сего дня (Мф. 25, 15).

Заключение Евангелия Иоаннова о посещении гроба с Петром так живо, что обличает очевидца.

Все действия Петра отличаются у всех четверых Евангелистов такою своеобразностью, особенностью, ему исключительно принадлежащею, что вы его как будто видите пред собою, слышите, сочувствуете. Это живой человек. Можно ли четырем живописцам выдумать порознь портрет, который бы оказался у всех столь тождественным? Можно ли принять его мифом?

Искусственности, преднамеренности, неприметно решительно никакой для самого строгого критического глаза – таковы наружные относительные доказательства подлинности, независимо от высших, предлагаемых богословием.

Но разные ли это свидетели; не должно ли приписать все исчисленные источники одному неизвестному подложному сочинителю?

Нет, все эти писания очевидно имеют разных писателей. При всей простоте своей и безыскусственности различные характеры Евангелистов очевидны с первого взгляда: Иоанн отличается от всех духовностью содержания, выбором вопросов нравственных, высших, духовных; Марк проще всех. В Луке приметно желание изложить событие обстоятельно; Матфей спокойный ровный повествователь.

Нет никакой возможности такую массу свидетельств счесть позднейшим сочинением с предвзятыми мыслями, с умыслами.

Подложного писателя вообразить даже нельзя: как не проговорился бы он ни в одном слове, не оставил нигде своих пальцев, и написав удивительное сочинение, возымевшее решительное влияние на судьбу всего человеческого рода, скрылся куда-то из истории и литературы так, что и след его простыл!

Когда можно было учинить такой подлог, и как схоронить все концы, так что ни в чем нельзя уличить сочинителя, не смотря на старания всех врагов, начиная с древних книжников и фарисеев до новых псевдопозитивистов и нигилистов с дьяволом во главе.

Как же и кому сговориться и сочинить такие четыре книги, с присоединением двадцати посланий, которые чем более изучаются и выразумеваются, тем крепче утверждаются, а не колеблются, не опровергаются.

Свидетели – писатели различные, а нет в них ни одной черты, которые дали б справедливый повод осудить что – скажу более – усомниться, вывести заключение противоречащее, двусмысленное, что касается до сущности учения. Можно ли так выдумать, сочинить?

Обратим внимание на эти кажущиеся разноречия относительно некоторых частностей: они подтверждают различность и вместе характеричность писателей.

Не скажите ли еще, что разноречия придуманы также для возбуждения большей доверенности? Слишком много тонкости должно б было приписать для того времени кому бы то ни было!

Если это разные сочинения, то и подлинные, верные, так как все они представляют одни и те же показания.

Теперь обратимся к главному содержанию Евангелия, учению Христову: здесь найдем еще сильнейшие доказательства исторической подлинности Евангелия, и вместе Божественного его происхождения.

В Евангелии заключается, по единогласному мнению верующих, поклонников и противников, высоконравственное, премудрое, ни с каким другим несравненное, учение. Кому принадлежит оно?

Противники говорят: человеку, именовавшему себя Иисусом Христом.

Ему одному?