Противоположности

Перед его глазами всплыл кабак, из которого доносились хриплые опьяненные возгласы и звон тарелок. Пересилив собственное нежелание, он был вынужден войти в него. Атмосфера там теплилась скажем, жутковатая. Добротно повис стоячий запах перегара, а по стенам пробегался пьяный хохот, приправленный дурной руганью. Полы были залиты третьесортным пивом, растекающимся по прохудившимся доскам, пиво заливалось в мелкие щели между половицами. А со стола из толстого горлышка стекал ударный спирт, разбавленный холодной колодезной водой. Лица людей внутри мало чем отличались от тех, кто бродил снаружи, такие же мерзкие и неприятные, но ещё больше одурманенные грязным напитком. Никто даже не обратил внимания на хорошо одетого парнишку, кроме мужчины за стойкой. Он выделялся из всей этой уродской массы, был красивым гладковыбритым брюнетом, а главное — трезвым. Его маленькие глаза смотрели твёрдо, не косясь по сторонам. Добрым взглядом он оглядывал фигуру Боровского, потирая тоненькой рукой столовые приборы. Но не только рука, он и сам был каким-то тонким, не худым, а именно тонким, словно кавалеристская шпага. Ростом же он был не так высок, чуть выше Саши. Одет был хоть бедно, но эта одежда добавляло в его образ магической притягательности. На лицо он был мил, казалось, не было ему ещё и тридцати, сам вид его был добродушен и располагал к беседе. Он спросил спокойным тоном:

— Что угодно? Могу предложить замечательный яблочный пирог.

— Нет, спасибо, не нужно. Я здесь по другому вопросу, — ответил он, сев за стойку.

— Что ж, печально… а пирог славный.

— Я зашёл лишь спросить дорогу, видите ли, я заблудился.

— Ох, так это вовсе пустяк! Куда Вам нужно? — голос его был весьма доброжелателен.

Боровский хотел назвать адрес, пока его плечо не придавила громадная конская ручища с искривленными пальцами. В ушах раздался басистый голос:

— Заблудился, мальчик?!

Голос разнёсся эхом, потрогав каждое его нервное окончание. Саша обернулся, и перед его зрачками, которые ненароком расширились, предстала исполинская туша. Позади стоял шкаф два на два метра, страшный и непритязательный, такой, что вряд ли на всём белом свете найдется человек, который захочет видеть его в своей гардеробной. Из его пожелтевших сквозных зубов торчала мокрая папироска, еле дымящая чёрным смоком, но зато знатно пахнущая. Запашок она давала такой, что моментально прочищались заложенные ноздри. На плешивой голове красовалась сто раз пачканная фуражка с пятнами от жирных рук и дыркой на левой стороне. Пузатое тело обтягивал тёмно-синий бушлат грубого сукна, из которого вываливался нескромный живот. Его большие глазницы распахнулись и красноватые бычьи зрачки, подёргиваясь, смотрели в пугливый сюртук Боровского. Александр сразу понял, что дело добром не кончится и собирался молча уйти, наплевав на тучное нечто. Как начал вставать, рука небывалой силой впечатала его в табуретку.

— Ты встанешь когда я скажу! — рявкнул он.

И тут Боровский наполнился тем самым животным страхом. Не стыден страх, испытываемый Боровским, ведь впервые он оказался в настоящем противостоянии, где любое слово навес с золото. Ранее ему приходилось вести лишь мысленные дуэли, и, как все, в них он был мастерски искусен, каждое его слово там было смертельным ударом, каждое движение ловким финтом, поражающим всех неприятелей… но здесь он был скован и чувствовал себя младенцем.

— Чего молчишь? Язык проглотил?! — посмеиваясь, спросил амбал.

Не только Боровский, но и все присутствовавшие примолкли, даже те, кто минуту назад в пьяном бреду катались по полу, всасывая образовавшиеся алкогольные лужицы.

— Крюков, хватит бузить, — заступился мужчина за стойкой. — А то я же…

Бешеный взгляд тихоходом перешёл на него.

— То ты что? Выгонишь меня? — он широко раскрыл глаза, ударив по столу. — Попутал чеволь или выпил, оттого расхрабрился?

Он тоже замолк. Боровский хотел уже приложить силы, чтобы выбраться из-за захвата. Пусть он был не так крупен, как этот громила, но кое-какую мышечную массу всё же имел.

— Дрожит! Ой, дрожит, тварь женоподобная!