Противостояние.Том I

На другой стороне шоссе, на холме, в двухстах ярдах отсюда, сверкая как красивый мираж, стоял белый просторный фермерский дом, каких не счесть в Новой Англии, с зелеными ставнями, зелеными наличниками и зеленой дощатой крышей. Вниз от него спускалась зеленая лужайка, лишь недавно начавшая зарастать. В самом низу лужайки бежал маленький ручеек; до Ларри доносилось его восхитительно веселое, насмешливое журчание. Вдоль ручейка тянулась каменная стена, вероятно, отмечающая границу собственности, а над стеной на одинаковом расстоянии друг от друга свешивались ветви больших тенистых вязов. Ему бы только совершить Величайший в Мире Полз-Бросок туда и посидеть немного в тени — вот что ему надо… А когда ему станет немного лучше… ну лучше во всех отношениях… он встанет на ноги, спустится к ручейку — попьет и умоется. Наверное, от него плохо пахнет. Хотя какая разница? Кто его будет нюхать теперь, когда Рита мертва?

Лежит ли она до сих пор там, в палатке, страдальчески подумал он. Гниет? Приманивает мух? Становится все больше похожей на то черное сладкое угощение в общественном туалете на перекрестке № 1? А что же она еще, черт возьми, может делать? Играть в гольф в Палм-Спрингс с Бобом Хоупом?

— Господи, как ужасно, — прошептал он и пополз через дорогу. Очутившись в тени, он решил было, что может встать, на ноги, но это оказалось ему не под силу. И все-таки он сделал, над собой усилие и осторожно оглянулся назад — туда, откуда приполз, желая убедиться, что мотоцикл не преследует его.

В тени было градусов на восемь прохладнее, и Ларри испустил долгий, глубокий вздох облегчения и удовольствия. Он приложил ладонь к шее сзади, куда солнце нещадно палило большую часть дня, и отдернул ее, тихо шипя от боли. Солнечный ожог? Надо достать ксилокаин. И прочую дребедень. Прогони-ка тех парней с жаркого солнца. И гори, детка, гори-загорай. Это Уоттс. Помнишь Уоттса? Еще один отзвук прошлого. Вся человеческая раса теперь — один большой и тяжелый отзвук прошлого, здоровенная позолоченная вонючка.

— Слушай, да ты болен, — сказал он, прислонил голову к грубому стволу вяза и закрыл глаза. От кружевной, испещренной солнечными пятнами тени, отбрасываемой листвой, в глазах у него заплясали красно-черные круги. Звук журчащей воды был сладостным и умиротворяющим. Через минуту он спустится туда, сделает глоток воды и умоется. Сейчас-сейчас, через одну минуту.

Он задремал.

Минуты шли одна за другой, и его дремота перешла в первый за много дней глубокий и спокойный сон. Его руки вяло обмякли на коленях. Его худая грудь вздымалась и опадала, а лицо из-за бороды казалось еще худее — лицо одинокого беженца, спасшегося от какого-то страшного насилия, в которое все равно никто не поверит. Мало-помалу морщины, прорезавшие его опаленное солнцем лицо, стали разглаживаться. Он соскользнул в самые глубины подсознания и отдыхал там, как маленькое речное существо, сонно пережидающее жаркое лето, зарывшись в прохладную грязь. Солнце опустилось ниже.

Пышный ряд кустов неподалеку от ручья колыхнулся, когда кто-то воровато пробирался сквозь них, потом замер и двинулся снова. Через некоторое время оттуда вылез мальчик лет тринадцати, а может, и десяти, довольно высокий для своего возраста. На нем не было никакой одежды, кроме шортов. Тело его было равномерно покрыто загаром цвета красного дерева, и лишь прямо над поясом его шортов шла странная белая полоска. На коже повсюду виднелись следы от укусов москитов и чиггеров, некоторые были свежими, но большинство — давними. В правой руке он держал нож для разделки мяса. Лезвие у ножа было длиной в фут, с зазубренной кромкой. Оно жарко горело на солнце.

Наклонясь вперед и чуть согнувшись в талии, он стал неслышно подкрадываться к вязу, пока не очутился прямо за спиной Ларри. Глаза у него были зеленовато-голубыми, цвета морской волны, со слегка приподнятыми уголками, что делало его похожим на китайца. В них отсутствовало всякое выражение, кроме разве что глубоко затаенной жестокости. Он поднял нож.

Раздался негромкий, но твердый женский голос:

— Нет.

Он обернулся к ней, склонив голову набок и прислушиваясь, и застыл, все еще не опуская нож, с разочарованно-вопросительным видом.

— Мы последим за ним и посмотрим, — произнес женский голос.

Мальчик помедлил, переводя взгляд с ножа на Ларри и с Ларри — снова на нож, взгляд, в котором безошибочно читалось его жгучее желание нанести удар, а потом ретировался той же дорогой, по которой пришел.

Ларри продолжал спать.

Первое, что ощутил Ларри, когда проснулся, что он чувствует себя хорошо. Второе — что он голоден. Третье — что солнце ведет себя неправильно: оно, похоже, двигалось по небу в обратном направлении. И четвертое — что он сейчас, пардон за выражение, хочет ссать как скаковая лошадь.